Шрифт:
– Да пошло оно.
– Коротко ругнулся я.
Выйдя из машины, твердой походкой направился к дому. Будь что будет.
– Радим, - женщина, открывшая мне дверь, замерла, с ужасом и отчаянием смотря прямо на меня.
– Здравствуй, мама. Неужели так не рада меня видеть?
Она скривилась в подобии улыбки и, не говоря ни слова, отошла, пропуская меня в квартиру. Хотя это вряд ли можно назвать нормальным жильем. Голые стены, всего одна комната из обстановки только кровать, холодильник, стол и четыре стула.
– Муж твой где?
– не оборачиваясь, грубо спросил я у нее.
– За продуктами пошел, скоро будет.
Видимо на моем лице совсем уж нехорошая ухмылка промелькнула, так как женщина едва заметно вздрогнула и отвела взгляд. Неужели стыдно? Не верю. Вряд ли “мамочке” известно, что это вообще такое.
– Ну, давай подождем его вместе. Садись, Инга, в ногах правды нет, - придирчиво осмотрев все варианты, я выбрал самый на первый взгляд крепкий и чистый стул.
Инга, в противовес мне, осталась стоять. Минуту женщина собиралась с духом. От чего мне даже смешно стало. Интересно, насколько она готова будет пойти, чтобы вымолить свою жизнь? Ясно же что я к ним не на чай пришел, и тем более не чтобы проведать родителей, которые так долго прятались неизвестно где от ненавистного сыночка.
– Радим я знаю, что ты ненавидишь нас… - я на это только громко фыркнул.
– Ой, давай опустим обсуждения моих к вам чувств. Начинай уж рассказывать, как ты меня любишь, и что всегда любила. Ведь так обычно жизнь вымаливают?
– Я не буду этого делать.
Вопреки ожиданиям Инга посмотрела на меня не со страхом или ненавистью. Скорее уж этот взгляд можно назвать равнодушным. Словно ей уже все равно.
– Да неужели?
– скептицизм скрыть не удалось. Не верю я ей, что тут скажешь.
– Я скучаю по ней, веришь или нет, а дочь свою я любила.
– От дочери осталась только могила. Нет вещей, нет фотографий, ничего нет. Скажи мне Инга, что же это за любовь такая, из-за которой она погибла?
Женщина поникла. Обхватив себя руками, она опустила голову и промолчала. Смотря на нее, впервые увидел, как сильно Инга постарела за последнее время, осунулась, под глазами залегли тени усталости и недосыпания. Не было в ней ни такого привычного пренебрежения ко всему вокруг, злости, плескавшейся в каждом направленном на меня взгляде, даже страх и тот был каким-то странным. Словно она испугалась не моей мести, а справедливого осуждения, с которым я пришел.
– Убей меня, - с какой-то пугающей решимостью и мольбой произнесла Инга, подняв голову и смотря на меня в упор.
Я даже немного опешил от такого. Вот чего я никак не ожидал…
– Что? Ты, правда, просишь МЕНЯ тебя убить?
Не верю… И все же. Инга не спорила. Женщина сделала несколько шагов вперед и, остановившись в неприятной для меня близости, заговорила.
– Я каждый день живу с этим, каждый день помню, что ее нет, помню, что из-за нас она погибла. Я ненавижу себя гораздо больше, чем ты думаешь. И я ждала тебя…
– Потому что думала, что я облегчу твои страдания… - закончил я за нее.
– Да…
– И ты просишь меня, взять на себя еще и этот грех.
Инга промолчала. Скорее всего, ей было все равно на это. Ей просто не хотелось больше мучиться от чувства вины и потери, а самой, похоже, решить эту проблему духу не хватало. И вот тут впервые в жизни ей понадобился я.
На моем лице невольно появилась горькая усмешка, заставившая Ингу непроизвольно вздрогнуть. И эта женщина двадцать четыре года назад родила меня. Ирония жизни, по ее словам я испортил ей жизнь своим рождением, в отместку она испортила жизнь мне, сделав из меня козла отпущения и настроив против меня, и без того не слишком радостно воспринимающего сына, отца. Хотя лично к нему у меня почти нет претензий, он всего лишь пешка в руках Инги, слабый, бесхарактерный, даже в пьяном состоянии не способный на проявление и малой доли агрессии или силы.
Пока я задумчиво рассматривал ее, Инга молча, ждала моего решения. Впервые не пытаясь требовать что-то, спорить или, хотя бы просто, сверлить меня нетерпеливым взглядом, полным раздражения и злости. А я вдруг четко осознал, что ничего ни ей, ни ее мужу не сделаю. Не потому что мне их жаль, а потому что не хочу оказывать им такую услугу, и избавить их тем самым от страдания и чувства вины.
– Ты не меняешься, в тебе снова говорит эгоизм. Умереть, чтобы не мучиться и сделать все, при этом, чужими руками. Браво Инга, браво.
– Позволив себе легкую презрительную ухмылку полную сарказма, добавил.
– Я не за этим сюда пришел. Хотя каюсь, такие мысли меня посещали. Но, я не стану вредить вам, она бы этого не хотела.
– Радим, пожалуйста…
Прервав ее стенания, грубо задал давно мучающий меня вопрос.
– Скажи, когда вы увидели, что она выпрыгнула из окна?
– Когда пришли милиционеры.
– Я так и предполагал. Что же мне пора.
Поднявшись со стула, направился к выходу. Остановила меня рука, вцепившаяся в мое запястье.
– Радим.
А и, правда, у меня, как были и у Ани, ее глаза. Такие же светло голубые, чаще всего холодные и равнодушные. Только у Ани они были живыми, и дарили другим тепло и радость.