Это случилось поздно вечером 10 сентября 1941 года. Из сказанного им я поняла, что они с командиром дивизиона комиссаром Ивановым выехали из Дудергофа, вскоре после того, как я ушла из штаба первого КП, ехали они на грузовой машине, комиссар дивизиона сидел в кабине, вместе с шофёром Костей, а командир батареи наверху в кузове.

Ехали медленно с выключенными фарами, объезжая Воронью гору, (дорога огибала гору) увидали впереди группу людей, идущих навстречу. Издали, в темноте, было трудно разобрать, кто идёт и что это за люди.

Командир подумал вначале идут мужчины откуда они здесь уж не краснофлотцы ли идут самоволку к окопницам, да такого никогда не было. Люди шли навстречу по дороге не сворачивая. Комиссар остановил машину, чтобы узнать, что за люди. Хотел окрикнуть, но не успел, в ответ раздались автоматные выстрелы, услышал немецкую речь. Завязался бой на дороге. Дмитрий Николаевич открыл стрельбу из нагана, сверху из кузова, и увидал, как один из немцев упал подбитый. Командир батареи из кузова выскочил в канаву, заросшую кустами, в ответ продолжал стрелять из личного орудия. Заметив его выстрелы, фашист прочесал из автомата кусты, его ранило.

По его словам - машина стояла на месте, стрельба по ней была массированной, фашистская группа стреляла по кабине из нескольких автоматов. Комиссар дивизиона и шофёр Костя погибли в машине, не успев выйти. У комиссара в планшетке находилась секретная карта всего дивизиона.

Командир батареи, лёжа в кювете, расстрелял все патроны из нагана, после чего стал пробираться по кустам на Воронью гору, к первому орудию. И только в пути почувствовал, что левая нога плохо слушается и что-то тёплое текло по ноге. Он потрогал ногу рукой и ощутил рану и боль, в горячке боль не ощущал. Раненый командир Иванов по Дудергофским высотам добрался до 1-го орудия, там ему оказала первую помощь сестричка Зоя. До первого орудия добирался в течение часа. Придя на первое орудие, Иванов поднял тревогу.

После чего он направился на второе КП, в деревню Пелгала, от провожатого краснофлотца отказался. Будучи раненым, командир проделал путь до 2-го КП 6-7 километров. Шёл медленно, с палкой, до 2-го КП добрался в два часа ночи. Куда я и была вызвана.

Раненный, он отдавал распоряжения. Во время обработки его раны, рассказ иная о случившемся, он сильно переживал, не столько от болей в ране, а сколько от того, что фашисты вступили на позицию батареи. Дмитрий Николаевич закрыл глаза брови его сдвинулись на лице было явно выражение страданий. "Вот, "Ольга", и пришли горячие денёчки, сказал и замолчал. Задумался. Затем открыв глаза повернул голову в мою сторону и решительно сказал: "А вы доктор Павлушкина примите командование над пятым орудием".

"Я же врач, я не артиллерист. И я же не знаю расчётов", - от слова высказанных командиром я остолбенела.

"Вы Антонина Григорьевна, - окончили Академию, - командовать умеете. Поймите, другого выхода у нас нет. Пушку пятую без командира оставлять нельзя".

"Не бойся Ольга", - сказал командир по-особому нежно, - "на пятой пушке хороший старшина Кукушкин, расчёт боевой, хорошо подготовленный. Теперь по дальним целям стрелять не придётся, а если придётся стрелять, то прямой наводкой".

Я пыталась ещё раз возразить, но командир сказал: "Орудие и боевой расчёт без командира оставлять нельзя. Идите и выполняйте приказание". Я ответила "Есть", и взволнованно быстро пошла на 5-ю пушку. Выходя из штаба, я слышала, как командир батареи по телефону вызывал: "ко мне срочно "Охотника" из "Омута". Эти позывные значили л-та Смаглия с пятого орудия.

С замиранием сердца я шла на пятое орудие, видела, как бежал напрямик по картофельному полю лейтенант Смаглий А.

Дмитрий Николаевич вызвал л-та Смаглия, командира пятого орудия, и приказал ему: "Алексей, в Дудергоф вступили фашисты, убит командир первого орудия л-т Скоромников, там остался начпрод Швайко Жора, ему тяжело. Пойдёшь на первое орудие примешь командование первым орудием, возьмёшь с собой подкрепление. Сними с каждой пушки по 4-5 человек, или с группой краснофлотцев. Надо выбить немцев из Дудергофа, там вас соберётся вместе человек пятьдесят, вместе с работниками камбуза. Берите автоматы, но больше гранаты". "Счастливо тебе Алёша", - как-то по-особому тепло и ласково сказал комбат в след уходящему совсем ученику лейтенанту Смаглий.

Когда я пришла на пятое орудие, ко мне подошёл старшина Кукушкин. Он стал расспрашивать о здоровье командира. Я коротко рассказала ему. Кукушкин переживал и высказал: "не везёт нашей батарее, с первых дней выходят из строя командиры - погиб командир дивизиона Соскин, погиб командир первого орудия Скоромников, теперь ранило командира батареи. Ст. л-нт всё время оберегал нас, часто мне говорил - берегите краснофлотцев, нас берег, а сам не сберёгся. Антонина Григорьевна, а зачем нашего л-та вызвал Иванов?"

Не успела я ему ответить, как вернулся л-т Смаглий.

Лейтенант Смаглий справился быстро, с автоматом на плече обвешанный гранатами, в металлической каске в кирзовых сапогах он выглядел старше и сильнее. Обратился к старшине Кукушкину:

"Старшина, выдели мне четырёх краснофлотцев, они пойдут со мной на Воронью гору", - сказал л-нт Смаглий.

"Вы уходите от нас?" - спросил удивлённо старшина Кукушкин. "Да, Алексей Алексеевич, командир батареи приказал мне взять с каждой пушки по три - четыре краснофлотца и идти в Дудергоф, выбить немцев, и принять первое орудие.