Шрифт:
Блестяще написанные, эти научно-исследовательские статьи о ранних героях русского эпоса не устарели с годами, и сейчас читаются с огромным интересом.
В июне 1960 года научно-технический сотрудник Пушкинского дома Д.М. Балашов вместе с младшим научным сотрудником Ю.К. Бегуновым участвовал в археографической экспедиции на среднюю Печору [49] .
Когда приехали на Печору, в лесу под елками еще лежал снег, и только-только робко начинали распускаться березы.
49
Археографические экспедиции Института русской литературы Академии наук СССР 1960 года побывали в республике Коми на средней Печоре от селения Соколово до Подчерья.
Оглядываясь на перелетевшую через необъятную ширину Печоры стрелу железнодорожного моста, по которой умчался в Воркуту поезд, собиратели древних книг продолжили путь по берегу Печоры.
Дул холодный ветер.
«Пройдя берегом километра три, мы попадаем в старинную деревню Кожву, – писал в отчете Дмитрий Михайлович Балашов, – где избы архитектуры XVII столетия, где на огородах работают старухи в древних сарафанах, где сохранился интереснейший обряд «похороны клопов», восходящий, по-видимому, чуть ли не ко времени первобытной магии»…
24 июня молодым ученым довелось побывать на этих похоронах.
Собранных в спичечный коробок клопов, в лапте, привязанном за веревку, проволокли с похоронными песнями и причитаниями вдоль деревни на кладбище.
Здесь коробок и похоронили.
При этом пели, что должны уйти из деревни или «уехать по железной дороге» и те клопы, которых хоронят, и их дети, и родственники – весь клопиный род.
В самом начале путешествия ученые отправились на реку Сыню, текущую с Урала, чтобы там, в глубине лесов, отыскать староверческого «наставника», у которого, по слухам, имеется солидная библиотека старинных книг и рукописей.
«Лес был полон воды, все ручьи превратились в реки, болота – в озера. Величественный Урал вдали сверкал белизной тающих снегов, и ледяная вода переполняла все заливы, протоки, «шары» и старицы реки Сыни. Мы шли и шли, обходя глубокие недвижные «заливы», уходя от реки в стороны. Наконец, запутались, попали в болото и, разувшись, брели с тяжелыми мешками по колено в воде (в Ленинграде мы опрометчиво отказались от резиновых сапог), поеживаясь, перебредали островки зимнего снега и, совсем выбившись из сил, подошли к реке, которая впадала в Сыню»…
Уже в десятом часу вечера, исчерпав все возможности навести «мост», путешественники влезли в ледяную воду и перешли реку вброд.
Наступала светлая северная ночь.
Возле старых вагончиков полевого стана путники развели костерок, кое-как поели и, измученные, заснули в вагончике.
«Утро встретило нас мелким упорным дождем. И тут, как в сказке, появился спаситель – вниз по реке в легкой дощатой лодке плыл высокий мужчина с легкой рыжеватой бородой. Оказалось, он сын того, кого мы искали».
– Отца дома нет, уехал в гости, – сообщил он, – я сам спешу, вернусь через день, а вы дойдете тем берегом, я вас перевезу, – тут четыре километра всего.
Эти последние четыре километра археографы прошли под дождем, продираясь сквозь мокрый лес. Когда они увидели крохотное – в три дома – поселение на берегу реки, у них даже обрадоваться не было сил.
«К счастью обратный путь вниз по течению мы проделали в моторной лодке. Сыня величественно несла “полные воды свои”, подмывая берега, и ряды остроконечных елей, наклоняясь, грозили упасть в воду, а некоторые уже погружались в поток вершинами. Лодка шла стремительно, и мы удовлетворенно взирали на уже не страшные нам берега.
Вернувшись в город Печоры, мы начали подниматься по реке Печоре на теплоходах, моторках, останавливаясь в каждом старинном селении».
Поиск древних книг был затруднен усилившимися в те годы – в ходе хрущевской кампании наступления на Русскую Православную Церковь! – преследованиями староверов.
«Они, – как вспоминает Ю.К. Бегунов, – уходили еще дальше, в глубину, за сотни километров… и продолжали молиться. Главный криминал, который им предъявлялся: зачем они молятся? Зачем они читают запрещенные книги? Запрещенная книга – десять лет тюрьмы. То есть, если милиционер находил Библию или же святоотеческие писания, писанные соком ягод или старинными чернилами, гусиным пером, на пергаментных листах, переплетенных в кожу, милиционер приходил в ярость, арестовывал владельца этих книг».
И разговоры о старинных книгах превращались в результате в долгое и утомительное испытание.
Один из таких разговоров Дмитрий Михайлович Балашов описал в своем отчете…
Они пришли к наставнику староверческой общины. Наставником оказался нестарый человек с темным смугловатым лицом в черной негустой бороде.
Поздоровавшись, попросили напиться.
Хозяин пошел искать стаканы, предназначенные для гостей.
– Вы уж извините, – сказал он. – У нас так заведено, что разная посуда.