— Ваши ребята обычно покрепче бывают. — Недоумённо посмотрела на него доктор. Винсент кивнул, на большее его уже не хватило.

Рядом с подъездом стояло три машины скорой помощи. Врачи заносили на носилках одного из бойцов отряда — теперь Винсент уже понимал, что эти «люди в костюмах» были боевым отрядом зачистки. Рядом на земле лежало несколько укрытых брезентом тел, рядом с одним из них сидела та девушка из квартиры — Даниэлла.

— А, вот ты где, стажёр! — Бенджамин Сай приветственно помахал рукой. У него была забинтована голова и перевязано запястье. — Док, веди его сюда.

— Кажется, у него шоковое состояние. — Растерянно ответила доктор и подвела Винсента к Бенджамину.

— Он из гражданских, был наблюдателем. Его Шеда привёл. — Доктор вздохнула и пошла за одеялом — отогревать от шока.

— И зачем они только таскают гражданских на такое? Всякое же бывает. — Винсент с запозданием понял, что и машины скорой помощи были необычными. Наверное, они ездили по вызовам полицейских и таких вот боевиков — врачи с более высоким уровнем устойчивости к стрессу. Самым высоким, наверное. Высшая элита.

— Шеда выкарабкается, он сильный. Не зря же так за здоровьем следит. — Бенджамин хлопнул Винсента по плечу. Почти неощутимо, как будто кожа потеряла чувствительность. — Должен же быть хоть какой-то смысл в его салатиках.

— Я знаю. Знаю, что выживет. — Тихо и слишком механически ответил Винсент. И он даже знал — почему. Знал, что начальник Гард был мёртв, недолго, но полностью. Или он просто поверил в то, что придумал сам. Каков шанс, что он — психоконструктор? Ни малейшего.

— Вот и хорошо. Главное, не вини себя, парень. — Бенджамин перехватил брошенный доктором плед и завернул в него Винсента. — Шеда — взрослый парень, который сам знает, что и когда делать. Понимаешь? Если он что-то сделал — то осознанно и понимая последствия. Только и всего.

— Я понимаю. — Прошептал Винсент. Говорить в полный голос он всё ещё не мог. И шевелиться — тоже. Навалилась холодная душная слабость с металлическим привкусом крови.

— А вина — она как яд, только хуже. Убивает годами. И портит твои показатели. А тебе ведь они важны, да? — Бенджамин рассмеялся собственной шутке.

Доктор избавила Винсента от необходимости отвечать. Он плохо помнил уколы, какие-то манипуляции. Его поили водой, иногда — кислой или горьковатой, заставили выпить какой-то порошок. Винсент не сопротивлялся, ему хотелось только одного — домой.

— Ладно, тебе надо просто выспаться. — Доктор сама вызвала ему такси — пришлось отвести его в сторону. Таксисту вовсе незачем смотреть на трупы и раны. — Как только что-нибудь будет известно по твоему товарищу, тебе позвонят. Отдыхай и ни о чём не беспокойся.

Винсент кивнул. Это он ещё мог сделать. Под его ногами был асфальт. А вовсе не снег. И чёрный, а не красный. И руки тоже были не красными. Больше нет.

У подъезда Винсент расплатился с таксистом машинально, не до конца осознавая, что и зачем делает. Он позволил своему телу самому решать, что ему сейчас нужно. Два часа спустя он сидел на полу на кухне с мокрыми после душа волосами и в чистой домашней футболке и намазывал на кусок хлеба варенье, которое как-то купил просто так и не знал, с чем есть. С хлебом оказалось вкусно. На плите в третий раз закипел чайник, и Винсент заварил себе крепкий чай с корицей. Дрожь отпустила, холод тоже сдался под напором вкусного варенья и чая. Теперь можно было выдохнуть и успокоиться. Теперь уже ничего нельзя было изменить. Только поверить в произошедшее или объяснить всё совпадением. Или стрессом. Чем угодно, кроме того, чем оно на самом деле было. Или не было. Ведь правда не так уж и важна для человека. Важно лишь то, как он её для себя интерпретирует. Личностная интерпретация и является для человека правдой. Заумные слова его университетского преподавателя по социальной психологии. Винсент записывал такие его фразы — не относящиеся к лекции, но едва ли ни более важные, чем она сама — на полях тетради.

Всё будет хорошо, ведь Шеда Гард жив. Винсент улыбнулся, зачерпнул ложкой варенье и отправил в рот.

Тошнило, голова раскалывалась, виски жгло огнём. Если бы Винсент не знал наверняка, решил бы, что это похмелье. Больше всего болели уши и спина. Он попытался открыть глаза. Муть. Зрение сфокусировалось секунд через двадцать. Теперь надо сесть и дойти до раковины. Винсент заснул на диване в гостиной, так что до кухни было ближе. Опустить ноги на пол, сосредоточиться, встать. Ещё одна попытка. С третьей ему всё-таки удалось удержать равновесие и при этом не ослепнуть от боли. Путь на кухню оказался очень длинным, зато вода в кране — спасительно холодной.

Три таблетки обезболивающего позволили донести кофе до кофеварки. После третьей чашки подряд Винсент немного пришёл в себя. Ему очень хотелось, чтобы вчерашний день оказался кошмаром, но медицинский пластырь-диагност на руке был более чем материален.

Телефонная трель надорвала вязкую тишину и гонгом отозвалась в ушах. Винсент поморщился, поставил кружку на стол и встал. Он совершенно не помнил, где вчера оставил телефон. Наверное, в куртке в коридоре. Там же лежала вся вчерашняя защитная амуниция — неаккуратной грязной кучкой у самой двери. Одна застёжка даже порвана — он буквально отдирал её от себя. Телефон продолжал надрываться, так что Винсент смог найти его под скомканной курткой. На часах было пять тридцать утра.

— Да, слушаю. — Слишком хрипло и болезненно, но вполне внятно.

— Винсент Кейл? Моё имя Захари Кришан, я лечащий врач гражданина Гарда. С вами всё в порядке? Мне не нравится ваш голос. — Действительно беспокоился — это скорее профессиональное. Винсент только покачал головой. Разве это сейчас важно?

— Он… жив? — Так трудно выдавить два простых коротких слова. От этого сейчас зависело всё. И не зависело ничего. Что произошло — не изменишь.

— Да, жив. И даже пришёл в сознание. Думаю, через пару часов вы сможете с ним поговорить. Он почему-то хотел поговорить с вами. — Доктор Кришан многозначительно кашлянул в трубку. Как будто это действительно несло в себе какой-то смысл. — У него ведь нет близких родственников, насколько я знаю. Мы никому не сообщали, кроме начальства. Вы, видимо, ему очень важны.