Эрика положила трубку и, морщась, отлепила с руки грязный пластырь. Рана быстро заживала: синяк почти исчез, от зубов мальчика остались закругленные бледные рубцы.

Эрика выбросила пластырь в урну и подошла к демонстрационным доскам в глубине комнаты. Возбуждение, владевшее ею некоторое время назад, улеглось. Она чувствовала себя выжатой как лимон. В затылке ощущалась ноющая боль. Эрика смотрела на материалы следствия: карты и снимки; фото живой Андреа на водительских правах; фото мертвой Андреа – глаза вытаращены, в спутанных волосах по одну сторону лица застряли листья. Обычно она c первых шагов брала верный след, но это дело раскрывалось все шире и шире, противоречивые факты вызревали и множились, как клетки раковой опухоли.

Ей нужно было выспаться, а для этого, осознала Эрика, ей нужен ночлег.

Эрика умирала с голоду, когда уезжала с работы, поэтому она остановилась у итальянского ресторана в квартале Нью-Кросс, где, к собственному изумлению, умяла огромную тарелку спагетти карбонара и на десерт – большой кусок тирамису. В самом начале десятого она свернула на улицу, где жил Марш, – в зеленом зажиточном уголке южного Лондона.

Припарковав машину, Эрика отыскала дом Марша – № 11. Обрадовалась, увидев, что свет в нем не горит. Она предпочла бы несколько дней пожить в гостинице, пока будет искать квартиру: не хотела, чтобы Марш ее жалел. Большое эркерное окно на первом этаже не было зашторено, и в него Эрика увидела противоположное окно комнаты, а за ним – парк Хилли-Филдс и дальше – огни Лондона.

Она уже собралась было вернуться к машине, но тут услышала шум хлынувшей вниз воды в вычурной железной водосточной трубе на фасаде дома. Небольшое окно на верхнем этаже озарилось, и Эрика прищурилась, стоя в безупречно ровном квадрате света. Марш из окна бросил взгляд вниз и, увидев ее, смущенно помахал. Эрика махнула ему в ответ и стала ждать у входной двери.

Марш вышел к ней в клетчатых пижамных брюках и застиранной футболке с изображением Гомера Симпсона. На розовом полотенце, о которое он вытирал руки, красовалась Барби.

– Простите, сэр, что так поздно, – извинилась Эрика.

– Да нет, в самый раз. У нас вечерние водные процедуры.

– Симпатичное полотенце, – заметила Эрика.

– Водные процедуры не у меня…

– Да я пошутила, сэр.

– А-а, тогда ладно, – улыбнулся Марш. Словно по сигналу раздался визг, и в прихожую, смеясь, выбежали две крошечные девочки с длинными темными волосами. На одной – только розовый свитерок, трусики и носки. На другой – все то же самое и еще джинсы, спущенные до лодыжек. Малышка проковыляла несколько шагов, потом потеряла равновесие и с глухим стуком плюхнулась на деревянный пол. Она обратила на Марша свои большие карие глаза, пытаясь решить, стоит ли заплакать. Следом за девочками в прихожую выбежала темноволосая женщина лет тридцати пяти. На ней был повседневный наряд – облегающие брюки зеленовато-голубого цвета и белая блузка с закатанными рукавами, – подчеркивавший пышность ее груди и точеную фигуру в виде песочных часов. Ее обнаженные до локтей руки облепляла пена. Она была столь же прелестна, как и ее дочери-двойняшки.

– Ну вот, – произнесла женщина, деловито кладя руки на свою тонкую талию. – Ушиблась?

Малышка решила, что все гораздо серьезнее, и, скривив личико, завыла.

– Привет, Эрика, – поздоровалась женщина. – Добро пожаловать в сумасшедший дом.

– Привет, Марси… Выглядишь потрясающе, – сделала ей комплимент Эрика.

Марш подхватил на руки плачущую девочку, поцеловал ее личико, которое теперь было красным и мокрым от слез. Марси взяла на руки вторую дочку – та таращилась на Эрику – и посадила ее на изгиб своего бедра.

– Серьезно? Твоими бы устами… Весь мой уход за собой – это беготня за девочками. – Марси сдула прядь волос со своей гладкой кремовой кожи. – Если остаешься, давай дверь закроем? А то холод в дом идет.

– Да, конечно. Прошу прощения, – извинилась Эрика, входя в прихожую и закрывая за собой дверь.

– Это Софи, – сказал Марш, укачивая плачущую дочку.

– А это Мия, – представила вторую малышку Марси.

– Привет, – поздоровалась с девочками Эрика. Те таращились на нее. – Какие же вы обе красавицы!

Эрика так и не научилась общаться с детьми. С насильниками и убийцами она знала, как себя вести, а перед детьми тушевалась.

Софи перестала плакать и, как и ее сестра, теперь с интересом разглядывала Эрику.

– Простите, я не вовремя, – смущенно проговорила Эрика.

– Все нормально, – успокоил ее Марш.

Марси забрала у него Софи и посадила ее на изгиб второго бедра.

– Так, девочки. Пожелайте спокойной ночи Эрике.

– Спокойной ночи, – хором пискнули малышки.

– Спокойной ночи! – попрощалась с ними Эрика.

– Рада была видеть тебя, Эрика, – добавила Марси и пошла прочь. Эрика с Маршем с минуту смотрели на ее виляющий зад.

– Налить вам бокал вина? – предложил Марш, переводя взгляд на Эрику.

– Нет. Я на минутку. Хотела сказать, что согласна на ваше предложение по поводу квартиры…

– Да, проходите. Только обувь снимите.

Марш направился к двери в конце коридора. Эрика расшнуровала ботинки и пошла следом. Деревянный пол был холодным, и, ступая по нему в одних носках, она, как ни странно, чувствовала себя беззащитной. Дверь в конце коридора вела на кухню, оформленную в деревенском стиле. Длинный деревянный стол со стульями. В углу – источавшая тепло красная плита «Ага». Большой холодильник у двери увешан прицепленными магнитами, аляпистыми рисунками, которые представляли собой мазню из разноцветных пятен. Столь же аляпистая картина висела на стене над деревянным кухонным шкафом.