– Его зовут Тиберий.

– Где он сейчас?

– В госпитале. Раны залечивает.

– Ступай, Лукреций, найди Тиберия, и расспроси его хорошенько о том бое, в маленькой деревне, высоко в горах. И отнесись серьёзно и ответственно к тому, что напишешь. Я лично буду редактировать этот текст!

– Слава Цезарю!
– ответил ему Лукреций, и вышел из шатра.

– Слава непобедимому солнцу!
– звучали хвалебные крики в адрес Траяна у него за спиной.

Когда Лукреций вышел, один из сенаторов, обратился к императору с такими словами:

– Я думаю, Цезарь Траян, нам не стоит тратиться на такую статую. Одной поэмы будет достаточно.

– Почему?
– поинтересовался император.

– Потому что война эта будет трудной, мы неизбежно будем нести потери, и со временем на форуме просто негде будет ставить такие монументы. Вместо этого, одержав победу, мы лучше возведём один общий памятник, больших размеров, прославляющий и тебя, Траян, и всех наших солдат.

– Ты правильно рассуждаешь!
– согласился с ним император.
– Так мы и сделаем!

Походный госпиталь представлял собой небольшую палатку, внутри которой на довольно жёстких ложах-клиниях разместили раненых бойцов. Лукреций спросил кто из них примипил именем Тиберий. Один из легионеров показал ему на кушетку, где лежал человек, с перевязанным бедром и плечом, через бинты проступали бурые пятна засохшей крови. Ещё одна полоска ткани была у него на лице.

Лукреций подошёл к нему, поприветствовал, представился. Поинтересовался здоровьем раненого центуриона. Тот ответил ему, что жить можно. Потом Лукреций придвинул небольшой складной стул с матерчатым верхом, уселся на него, достал свои письменные принадлежности, и объяснил суть дела, с которым пришёл.

– А, вот оно что!
– протянул Тиберий.
– Нечего мне тебе рассказывать, Лукреций.

– Как это: "нечего"? Ваш небольшой отряд выиграл самую первую битву в этой войне! Вы все - настоящие герои!

– Лукреций, иди, расспроси кого-нибудь другого. А меня оставь в покое, - устало ответил ему Тиберий, и отвернулся к стене палатки.

– Послушай Тиберий! Мне сам император Траян дал это поручение! Я должен знать правду о том бое! И написать поэму, что само по себе довольно непросто!

– Непросто, говоришь, поэмы писать...- задумчиво произнёс центурион.
– А что до правды, Лукреций...Кому она надо, вообще, эта правда? Сочини что-то героическое сам - всего и делов...

Лукреций опешил от такого поворота событий. Он немного помолчал, выдержав паузу, а потом спросил, обдумав что-то:

– Почему ты не хочешь говорить об этой битве, Тиберий? Что там было, на самом деле?

– Просто всё было, - начал наконец объяснять ему Тиберий, всё так же лёжа лицом к матерчатой стене палатки.
– Мои люди, человек сто семьдесят, горели желанием сразиться с даками. Мы начали штурм селения, не дождавшись подхода основных сил. И попали в засаду. Даки разделились на два отряда. Одни спрятались в хижинах, и ждали, пока мы войдём в селение. А другие затаились неподалёку. Мы сами залезли в капкан. И когда он захлопнулся, стало ясно, что их в два-три раза больше чем нас. Эта маленькая деревня должна была стать для меня и моих людей общей братской могилой...

– А как же вы всё-таки победи...То есть, как же вы всё-таки спаслись оттуда?

– Да никак, - ответил центурион, переворачиваясь на спину, и морщась от боли; Лукреций вскочил со своего стула и помог ему улечься поудобнее.
– Нас быстро оттеснили к центральной хижине. Мы заняли там круговую оборону. И рубились с даками, сомкнув щиты и стоя плечом к плечу. Они наседали со всех сторон. Среди наших врагов были несколько человек, хорошо говоривших по-латински. Ими руководил какой-то восточный варвар. Чернявый такой. Наверное, это были наши перебежчики.

– Что было дальше, Тиберий?

– Мои люди падали на землю один за другим. Нас становилось всё меньше и меньше. Уцелело десятка три человек. Мы еле держались на ногах. Под конец, дакам приходилось биться с нами, стоя прямо на трупах своих людей, сражённых нашими мечами...Один из них, в бронзовом шлеме с продольным гребнем и богато украшенных чешуйчатых доспехах, видимо, местный вождь, рубанул меня своим изогнутым мечом по лицу. Я, ответным ударом, отправил его душу к их богу, Залмоксису. И подумал, что нам всем хана. Но тут мы услышали звуки труб, увидели как вдали, за спинами даков замелькали знамёна: в деревню ворвались наши вторая и третья центурии. Они подоспели, как раз вовремя. А потом и все прочие подтянулись.

Лукреций огляделся вокруг себя. В палатке, кроме него и Тиберия, было всего несколько человек.

– Ты говоришь, что вас осталось три десятка? А остальные где?

– А остальные отправились в царство Аида в течение следующих трёх-четырёх дней. Умерли они. Там же сейчас пребывают и те люди, которых мы отослали назад, к мосту. Их тоже перебили даки. Собственно, найдя по дороге их тела, легат и принял решение отправить за нами налегке ещё две центурии, - ответил ему Тиберий, и добавил, - Всё, Лукреций. Правду я тебе рассказал. Иди, пиши свою поэму о "настоящих героях"...