Я сдался и послушно кивнул. Мне, конечно, хотелось помочь другу, выступить в роли героя и спасителя. Но я прекрасно понимал, что мне не хватило ни сил, ни ума для того, чтобы обезопасить или спасти самого себя. И какой толк тогда во всех этих героических мечтах и речах, полных глупого пафоса? Я почувствовал, как вся моя уверенность в себе просто утекла. Вспомнил ситуацию на Ольхоне, когда Слава вдруг поплыл до островка, и я бросился вслед за ним, а потом испугался и развернулся. Тогда мне просто захотелось жить, и я повернул назад. Сейчас я ощущал себя примерно так же.

– Мы вернемся в Москву. Там я уже договорилась о том, что ты на месяц ляжешь на обследование в психиатрическую лечебницу, – увидев моё лицо, перекосившееся от услышанного, мама разъяснила: – Ты не будешь лежать с настоящими психами. Там есть отделение, в котором в основном лежат такие же, как ты: кто-то косит от армии, есть, возможно, несколько алкоголиков. Ничего страшного. Так вот, тебя там обследуют, поставят диагноз, который освобождает от военной службы. Мы оформляем все документы с военкоматом. Потом, я уже договорилась, дело уничтожат, чтобы эта информация не портила тебе жизнь в будущем. Далее, я уже всё организовала, ты поступишь на философский факультет РГГУ. У меня там нашлись знакомые. Ты любил в последнее время поспорить, пофилософствовать – вот и будешь этим заниматься. Ты понял меня?

Я снова послушно кивнул. Я был готов на всё, что угодно, лишь бы не возвращаться в армию. Казалось, что где-то внутри меня надломился внутренний стержень, опираясь на который, я раньше принимал решения, видел, что хорошо, а что плохо. Я чувствовал себя какой-то расплывшейся желеобразной массой. Мне хотелось только одного – быть в тепле, комфорте и безопасности. И ради этого я готов был практически на всё. Даже перестать играть.