— Идут.

— Зачем?

— Она приказала.

— А… понятно.

— Смешные…

Нина упорно шагала вперёд. Пусть незримые существа веселятся! Ночь изменила Фалькон до неузнаваемости. Исчезли согретые солнцем луга, уснули дрозды, певшие звонкие трели. Забурлил туман, кипевшими вихрями скрыл небо. Облака становились жуткими гримасами: вот улыбалась женщина. В глазах-полумесяцах, словно прорезях маски, мерцали алые огоньки, из приоткрытого рта высовывался змеиный язык.

Дунул ветер, и лицо исказилось. Существо закричало и будто приготовилось к броску. Тень двинулась навстречу и прошла сквозь девушку. В хрипе послышалось:

— Уходи! Алчность… обман… вьются вокруг тебя!

Ракитина отмахнулась от призрака.

— Всё нормально? — коснулась плеча Ариадна.

— Да.

Страх исчез, нахлынула отрешённость. Неужели в лесу богов не осталось теплоты? Это дом Аспена, как-никак!

Вспомнив о драконе, дочь Астриха улыбнулась. Преданный друг, настоящий. Если бы не он, то герцог заколол Нину, как дичь. Перекрёст миров всколыхнул обрывки воспоминаний, воскресил давнюю встречу…

Ириния собирала одуванчики. Царил прекрасный летний день. Порхали бабочки, сверкало солнце на волнах звенящего прохладной песней ручья. Мама сидела около моста и читала книгу, отвлекаясь через каждую страницу: что делала маленькая? Не упала ли? Не забрела ли в чащу?

Цветы на опушке показались ярче, крупнее, и девочка зашагала к деревьям. Букет будет пёстрый-пёстрый! Пушистый-пушистый! Младшая в роду Хедлундов любила касаться тычинок носиком и смеяться от щекотки! А после она плела венок и просила папу заколдовать и повесить в саду. Лепестки не увядали, и имение превращалось в сказочную страну.

В кустах к солнышку тянулись странные синие цветы. Лепестки-коготки словно танцевали на ветру, а в золотой серединке будто сверкала капелька солнца. Ириния впервые увидела подобную красоту. Обернувшись на маму (та карандашом водила по бумаге), девочка шагнула на тропу. Сорвёт и вернётся! Мама не любила, когда её отвлекали от рисунков.

Шаг за шагом — поляна исчезала за деревьями.

Внезапно слуха коснулся плач. Однажды, так скулила раненая сашера, которую принёс папа. Вспомнив, как ревела из-за щенка, керра побежала вперёд. Она узнает, что случилось, и приведёт маму.

Около поваленного дерева лежало существо. Выпуская из носа струйки густого пара, оно дышало и тихо скулило. Его окружали глубокие рытвины, из-под когтей торчали клочья травы и камешки. Хвост дёргался, шипами пробивал в земле глубокие борозды. Привлекло Иринию другое. Из задней лапы торчала железная колючка. Зверь крутился, пытался вырвать зубами, но не доставал до раны!

Шумно втянув воздух, чудище обернулось:

— Уходи! — лимонно-жёлтые глаза уставились на девочку.

— Тебе больно!

— Прочь!

Малая переминалась с ноги на ногу. Грозный рык заставил коленки задрожать, но мучения зверя расстроили сильнее.

— Замри!

Цветы остались на тропинке, Ириния робко зашагала к чужаку. Она уцепилась за колючку и потянула, но лишь проскользила и шлёпнулась в грязь.

— Ты слабая, — пророкотал зверь.

Впрочем, он не сопротивлялся, когда керра снова схватилась за шип. Туфельки зарылись в землю, с прокушенной губы капнула кровь, но дочь первого помощника не отступила. Вытащит! Папа говорил, что она сильная! А он не обманывал!

Стальная заноза отлетела в сторону, а девочка рухнула на траву. Существо зарычало, ударило хвостом, уничтожив колючку. Малая отползла к кривым, как паучьи лапы, корням. Ладони саднило, голова слегка кружилась.

— Спасибо, кроха, — щурясь, зверь изучал спасительницу, — Аспен. Как зовут тебя?

— Ириния, — пробормотала младшая в семье Хедлундов.

— Ния, — он словно облизнулся, — да ты устала! Дотронься до моего гребня, если не боишься.

Дочь первого помощника сжала губы. Боялась? Нет!

Отерев ладонь о без того грязное платье, она встала и решительно зашагала к существу. Он добрый! Злой бы укусил или ударил!

Прикосновение согрело ладонь, словно гостья Фалькона подняла с дороги камень, лежавший под солнцем. Усталость исчезла, словно Ириния только что выспалась!

— Кто ты?

— Интересное дитя. Сначала прикоснулась, после спросила! — он расхохотался.

Из пасти вырвалось алое пламя. Малая отпрянула.

— Я не обижу. Даже, если дыхну в лицо.

— Почему?