Игра в выживание
вернуться

Дахненко Александр
Шрифт:

«Нелепая публика…»

Нелепая публика Охоча до рублика. Какая республика? О чем вы? Смешно… Кругом фанаберия, Обман и безверие. Ах, если бы Берия… Но умер давно. Зря машем мы флагами, С печатью бумагами… Здесь нужно Гулагами, Да люд никакой. И общество русское Живет с перегрузкою Под водку с закускою, Под гиблой тоской.

«С тоской мы бьемся каждый Божий день…»

С тоской мы бьемся каждый Божий день, Придумываем жизни оправданья. Но годы не отбрасывают тень На наши суетливые скитанья. Остановись на несколько минут, И музыку услышь, что манит в бездну. И вдруг поймешь — отныне твой уют Мешает жить, тебе в нем стало тесно. Но если нет возвышенной любви, То человек один грустит и грезит, А сволочь веселится сколько влезет И строит счастье на чужой крови. И так, ты продолжаешь разговор С пространством, с бесконечностью ночною. И одиночеством, и тишиною С тобою вечный делится простор.

«На грани больших потрясений…»

Артему Гренюку

На грани больших потрясений, Подземный чувствуя гул, Все чаще выходят тени, — Инфернальный ветер подул. Реальности мир протекает, Картинка все время плывет: Несчастье опять завлекает, В холодную полночь зовет. Под небом чужим и тревожным Труднее стало дышать, Что мнилось нам невозможным Нельзя уже удержать…

«Все те же лица скуки и тоски…»

Все те же лица скуки и тоски — Запойное безумье быдлограда. А холод смерти серебрит виски — Души твоей единая отрада. И снится жизнь, которой не вернешь, И рифмы ненаписанных сонетов. А наяву: банальность, подлость, ложь В беспамятство бредущих силуэтов. И мусором ненужным по углам, Скопились дни, слежавшиеся в годы. И вот судьба, что рвет напополам Надежды карты из твоей колоды. Так очень просто молодость ушла И постускнели все пути-дороги. А зрелость ненавидит зеркала, Их холод вечности и тьму тревоги.

«Хорошей судьбы и прощайте…»

Хорошей судьбы и прощайте. Не надо пустых разговоров. Других вы теперь восхищайте В пыли европейских просторов. Красивая внешность бывает Проклятьем. Вы разве не знали, Что время лицо размывает? Что гордость приносит печали? С годами все проще и строже, И четче становятся знаки. И то, что на свете дороже, Уже проступает во мраке. Ведь жизнь для того и дается, Чтоб горя хлебнуть в полной мере. А впрочем, пока ведь поется, Пока не согнули потери? Мелькают Парижи и Римы Пред Вами. Взгрустну отчего-то… Прощайте. И будьте любимы. Запомню такой, как на фото.

«Кончилась великая история…»

Кончилась великая история. Грустно, но, похоже, что — судьба. Это не страна, а территория. Ни к чему теперь твоя мольба. Чьи-то губы прошептали: "Вот оно — Счастье, воплощенное в гроши". Всё, что в мире этом заработано, Станет приговором для души. Бесы открывают храмы многие. И торгуют бойко близ икон. И спешат купить чудес двуногие, Веря вместо Бога в денег звон… Вечность не нужна, ведь есть мгновение. Наслаждайся жизнью — ведь уйдет. Так и катится во тьму, в забвение, Ложью одурманенный народ.

«Жрет друг друга поедом народонаселение…»

Жрет друг друга поедом народонаселение, На руинах мается погубленной страны. От величья прошлого — мерзость запустения. Судьбы миллионов веком в мусор сметены. Злой эпохи мертвые горят огни рекламные, Ну а вместо душ клубится ледяная тьма. Разговоры пошлые, общества стограммные, Чтоб не потерять остатки куцего ума. Становясь реликтовым народцем малочисленным, Жадно потребляя и во сне, и наяву. Заняты все тем же выживанием бессмысленным — Как и полагается тупому большинству. Только приближается расплата за предательство, Рядом мир трагический, за каждою стеной. Создает судьба такие людям обстоятельства!.. Воздает за мелочность тяжестью земной.

«Тебе так часто здесь невмоготу…»

Тебе так часто здесь невмоготу, Противны люди, и тем паче, вещи, Что взяли всех вокруг в стальные клещи, Любую убивая красоту. Эстетика безжалостного зла, Ирония вселенского распада. Провинциалов тошных клоунада, Чтоб смерть была безбольна, весела. Они от страха влезут в книжный том И в песенки застолья под гитару. Так изменяют посланному дару, Откладывая души на потом.