– Ну и ночь...
– сказал Данилов, отметив интерес кочегара к его внешности.
– За эту ночь два носа сносил. Ну, ничего, - бодро добавил он.
– Было бы место, а мясо нарастет.

Он тоже вынул кошелек - с кривой и синей, словно неумело вытатуированной надписью: Jack. Видимо так звали того человека, кто раньше этим лопатником безраздельно владел. Он заглянул внутрь, однако ничего оттуда не вынул, а Павел внезапно понял, что кошелек обтянут человеческой кожей. Данилов, увидев замешательство Павла, спрятал кошелек из кожи Джека в карман.

– Может ну его к черту, этот трамвай?
– Обратился он на этот раз уже к Сережечке.

Тот весело обернулся к Борисову и заговорщически щелкнул себя по кадыку.

Борисов и сообразить не успел, как в его руках оказалась бутылка. Он поспешно отвернул колпачок.

Хотелось плакать. Но слез не было. Тогда он выпил. Они и полились.

Он надолго припал к горлышку, фиксируя краем сознанья удаляющиеся голоса.

– Котельная номер девять...

– Эта вроде седьмая была.

– Я же тебе говорил: не та... А ты - та, та...

– Та-та-та... Та-та-та, - юродствовал Сережечка.

Они удалялись, держа курс на еле тлеющий восток - Данилов, разгоняясь и скользя подошвами по накатанной пожарными колее, и Сережечка - спортивной походкой, вихляя тощим задом, снова с папочкой, зажатой подмышкой - о чем-то переговариваясь, смеясь, совершенно забыв о Борисове и об ими содеянном.

Он хотел им крикнуть вдогонку - да ведь не так все было, попытаться все объяснить - да она же... она же блядь, она ж пьющая, она сама бы замерзла через месяц или через год. Но гортань словно свело судорогой, и он опять припал к бутылке, запрокинув голову, провожая взглядом пернатое облако, сорвавшееся с крыши и устремившееся параллельно полям. Это был последний относительно трезвый в его жизни взгляд. Когда он вновь опустил голову и посмотрел на восток, к нему со всех ног трамвайной тропой спешил селенит.

Конец

Май - июль 2007