— Это ужасно, — робко произнесла Яра

— Ужасно это не то слово. Представь себе, что все, кого ты знала, умрут медленной и мучительной смертью в ближайшие несколько недель.

Она потерла лоб, но ничего не сказала.

— Виенна и я были недалеко от Бостона. Мы возвращались сюда так быстро, как только могли. Когда мы оказались в полумиле от ворот, был… хаос, — у меня защемило в груди от ужасного воспоминания того дня. — Морской народ и Селки врывались дюжинами. Каждая пара глаз, в которые я смотрел, кричала, пытаясь узнать, кто прошел, а кто нет. Многие из них кричали вслух, — я остановился. — Ты слышала когда-нибудь звуки, которые издает под водой твой вид?

— Мы говорим с помощью разума.

— Как и мы, у нас еще есть подводный диалект. Чтобы услышать его, многие морские существа кричат под водой… — я вздрогнул. — Я никогда этого не забуду.

— Почему они кричали?

— Каждый беспокоился о своей семье, друзьях, о том, о ком они заботились, отчаявшись узнать, в безопасности ли они на другой стороне или еще на пути к воротам. Многие паниковали, кричали, спорили плыть или подождать.

— Мой двоюродный брат чуть не проскочил мимо нас, но я схватил его и спросил, видел ли он мою мать. Выражение его лица сказало мне правду, прежде чем сформировались его мысли. Он сказал, что они вместе отплыли с побережья Мэна. Они держались вместе, но она и его дети под конец устали.

— У него был сын и дочь, и все рухнуло в один миг. Он сказал, что не мог привести мою мать и своих детей. Он пытался, но… — я пожал плечами и закрыл глаза. — Он извинялся за то, что был слаб. Сказал, что никогда не простит себе, что оставил ее там. Они его дети. Конечно же, ему пришлось спасать их в первую очередь. Я заверил его, что он сделал правильный выбор, и что я вернусь за ней.

— И он, и Виенна говорили мне, что времени мало. Моя мама была так близко от нас. Если бы я знал, я бы смог привести ее. Вместе мы бы сделали это вовремя, — он взял очередную сигарету. Словно курение могла заставить его чувствовать себя лучше. — Я не мог оставить ее там.

Мое сердце колотилось так, словно я переживал этот момент снова и снова. Я потер свои губы, вспоминая холодный рот Виенны напротив моего.

— Я поцеловал Виенну и пообещал, что вернусь до того, как ворота закроются, а потом оттолкнул ее.

— Я исследовал толпу, проплывающую мимо меня, надеясь увидеть свою мать. Я плыл все дальше в противоположном направлении. Плыть против потока движения было нелегко, но я, наконец, увидел ее и обхватил рукой за талию.

Ее крик был настолько сильным, что я думал, мой разум разобьется. Она думала, я уже прошел через ворота. Она плакала, говоря мне, что солнце почти село, что я должен уходить без нее. Она была настолько уставшая, что ослабевала у меня на руках. Я никогда в жизни не плавал так сильно и быстро. Мы проносились мимо людей. Я не способен был чувствовать свой хвост или руки, но я продолжал двигаться, борясь за наши жизни.

Яра затаила дыхание. Я не хотел, чтобы она видела меня расстроенным, поэтому я отвернулся и уставился на луну.

— Показались ворота. Мы были в двух шагах от них. Потом появились сородичи горгон. Пятеро из них встали в линию и запрещали кому-либо проходить. Кто-то слушался, но большинство из нас не обращали на них внимания. Мы были слишком близки, чтобы сдаться.

— Сначала я подумал, что мои глаза меня обманывают. Все Селки и водяные вокруг меня двигались медленно, как черепахи. Трейган и его бабушка чуть впереди нас, но его бабушка выглядела странно. Она потеряла свой окрас. Все потеряли окрас, кроме меня и Трейгана.

— Тогда он был Зеленый. Единственный иной цвет в море голубого и серого. Я не мог понять, почему было так много серого. Когда я понял, моя мама стала тяжелой, словно камень. Я взглянул вниз, чтобы убедиться, что она в порядке, но ее глаза были каменными. Так же, как и остальное ее тело. Как и все остальные. Все эти тела. Каждый, кто пересекал линию горгон, превращался в камень, все, но не я и Трейган.

Я ждал, что Яра спросит, почему или как мы выжили, но она лишь смотрела на меня стеклянными глазами и вытирала слезы с моей щеки.

— Мне так жаль, — прошептала она.

Часть меня хотела объяснить ей все это. У нее было самое большое сердце из тех, кого я когда-либо встречал. Слишком человеческое для ее собственного блага, но слабость была бы ключом, чтобы убедить ее в том, что ей нужно было сделать. Что если бы она приняла свою судьбу, поняла жертву и открыла бы ворота? Я не мог ударить по ней всем сразу. Яра узнала кто и что она слишком скоро, и ей нужно было время, чтобы принять это.

— Я устал, Яра. Мне нужно отдохнуть.

Она свернулась напротив меня, несколько раз меняя свое положение. В моей душе перемешались воспоминания нашего мира и моей любви к Виенне. В моей постели лежала причина этого проклятья и ключ, который откроет ворота домой.

Яра была единственной, кто мог восстановить мою жизнь.

Неважно, как я устраивалась, сворачиваясь калачиком, рядом с Ровнаном, я все равно чувствовала себя неуютно, словно лежала на холодном, твердом, резиновом матрасе. В любом случае, он не очень хорошо пах. Смесью соленой воды, мятой и… пенни или чем еще, на что не могла положить свои пальцы.