– В детстве случались у меня припадки, - признался орчук, - тогда папенька и научил с ними справляться, пережидать, о приятном думая, спокойном. А после и вовсе на нет сошли, благодаря смирению.

– Хм, первый случай применения концентрации берсеркера, - задумчиво пробормотал Меркулов, - мы обязательно обо всем это поговорим подробно, но не сейчас. Пока же об орчьем даре никому, ясно?

Орчук кивнул. Говорить уж не стал ничего, тем более люди набежали: пара городовых, точно из-под земли выросших, толпа зевак, одетых прилично, явно из местных жителей; лавочники, приказчики и сами купцы, до того благоразумно бурю пережидавшие. Все стоят, галдят, благо совсем близко не подходят, опасаются.

– Любезнейший, - обратился к ближайшему городовому Меркулов.
– Как вас величать?

– Тарас, Ваше благородие, - отозвался кряжистый пожилой усач.

– Так вот Тарас, меня зовут Витольд Львович, я...

– Да знаем мы кто вы, - глянул тот на второго городового, и последний утвердительно кивнул, - по орке вашей поняли. У нас в ведомстве один вы только такой.

– Тем лучше. Поднимайте этого молодца и давайте до Столешникова переулка. В арестантскую определите, доложитесь кому надо. Пусть уж решают, что с ним делать.

– Ваше благородие, не ровен час он опять, того этого... взбухнет. Мы ведь рядом были, когда этот... ну того... Точно на дрожжах расти начал, одежа на нем порвалась, потом буянить пошел.

– Нет, аховмедцы магию крови не могут часто использовать. Теперь несколько дней точно без сил будет. Тащите его без опаски.

После слов титулярного советника городовые осмелели, подхватив козлоногого, который стал только-только приходить в себя, и поволокли прочь. Их сопровождали одобрительные окрики честного люда, мол "покажите, голубчику" или "всыпьте ему там, по первое число", и вовсе даже уничижительные по отношению к аховмедцу. Витольд Львович не стал любоваться зрелищем, в отличие от того же орчука, напротив, потянул последнего за рукав, указав в один из проулков, предлагая тем самым удалиться.

– Нам еще на Краснокаменку наведаться.

– Да Бог с вами, господин. Тут такое творится, а вы, знай, все о Черном печетесь. Посреди бела дня аховмедец магию крови применил. Я, к слову, даже думать не думал, что они подобное могут.

– А что, им не запрещено, - пожал плечами Меркулов, - другое дело, если закон нарушают. Теперь судить будут аховмедца, а он, судя по размерам, не последний прочий.

– Так у них это все от ранга зависит?

– От происхождения. Хотя в какой-то мере и от ранга. Только аховмедец с богатой родословной может занять серьезный пост. Но к магии крови расположены все.

– Это ж получается, у них каждый так может?

– Каждый, - кивнул Витольд Львович, - только эффект будет различным. Обычные аховмедцы всего на пару пядей укрупняются, знатные воины на несколько ладоней, а вот подобные... ну ты видел.

– Странно, что раньше я о том не слышал, - удивился орк. Он замолчал, догоняя Витольда Львовича. Они вынырнули из проулка на широкую улицу, гомонящую и шумящую, потому Миху пришлось сравняться с господином, чтобы не говорить в спину и не ронять порожние слова ветру на потребу, - всегда говорили, что козлоногие лучшие воины, но никто о магии крови не замолвился ни разу. Точнее говорили, что есть у них секрет, но тонкостей никто не раскрывал.

– Насколько я понимаю, - сказал Витольд Львович настолько уверенно, что можно было принимать его слова за истину последней инстанции, - магию крови они используют очень редко, в самых крайних случаях. Поэтому, если уж ты увидел ее, есть большая вероятность, что там же и умрешь, никому о ней не рассказав.

– А этот чего ж тогда?
– указал назад Мих.

– Не знаю, но уверен, что у него были явные причины так поступить. Может, почувствовал угрозу своей жизни или...

Тут Витольд Львович остановился как вкопанный. Орчук, реакцией господина не обладавший, еще пару шагов сделал, и только потом на месте замер. Проследил за взглядом титулярного советника и лишь макушку почесал. Вот дела.

Посреди улицы, немало затруднив движение наемных экипажей и телег, двигалась целая процессия. Мих насчитал аж семь городовых и одного фельдфебеля. Выглядели служивые неважно - кой у кого мундир порван, у некоторых синяки свежие, кровью наливающиеся, у одного рука и вовсе перевязана обрывками тряпок, видно, знатно повредил. А сопровождали служивые парочку прочих, цокающих копытами по мостовой и гневно поглядывая вокруг. Одежда вся порвана, срам болтается, привлекая внимание женского пола (они вроде как и отворачиваются, но уж больно неохотно и не могут сдержать усмешки), руки веревкой связаны. Аховмедцев на лица орчук не различал, да и похожи они больно - у всех морды хоть и человечьи, но слишком вытянуты. Будь тут один козлоногий, сказал бы, что это тот самый, их. Только каким-то чудом та пара городовых обогнула два квартала (если только бегом бежали), да тут появились. Но аховмедцев было двое, а их, Михом оглушенный, в ногу с револьвера подраненный, прихрамывать должен.

– Это что ж, взбесились они все, господин?
– Спросил он Меркулова.

– Вот если бы один магию крови применил по неосторожности, одно дело, - задумчиво ответил Витольд Львович, - а трое уже как минимум странно.

– Точно сговорились, вот бесовское племя, - кивнул Мих.

– Точно сговорились, - повторил титулярный советник. То ли подтверждая слова орчука, то ли попросту задумавшись.
– Ладно, пойдем.

Краснокаменка была буквально в двух шагах. Только самый дремучий иноземец не знал, почему серенькая и невзрачная улица, пусть и вытянутая, как кишка, имеет такое название. В темное время, когда к власти пришли семь самых влиятельных бояр, сторонников царя привели на повинную площадь. Нет, не повесили и не умертвили другим повинным способом, а били кнутом с шипами. Хотя, как Мих считал, лучше бы порубили - и то сострадательнее к людям отнеслись, все равно большее число погибло от пыток таких. Тех, кто выжил, отпустили, но лишь с тем условием, что покинут они Моршан. И пошли сирые, еле ногами шевеля, падая и не всегда поднимаясь. По богатой длинной улице, прозванной Знаменской, по той причине, что через нее возвращались войска в город.