— А как же твоя любовь? — доносится до меня игривый голос Светы. На последнем слове ее тон изменился на корявый. Будто ей неприятно произносить его.

— Ну, мы с ней из разных миров. И сразу было понятно, что у нас ничего не получится. Поиграли и хватит, — вылетает из комнаты такой родной голос. — Нет больше никакой любви. Конец.

Последние слова больно полоснули по сердцу. Слезы вырвались из глаз, и я закрыла рот рукой, чтоб случайно не всхлипнуть. По-моему достаточно услышала, разворачиваюсь и иду к двери. Выскакиваю на улицу и несусь к дому. Слезы больно щиплют щеки, а я пытаюсь затолкать их обратно ладонями.

В голове звучат его слова «нет больше никакой любви». А была ли?

Вы когда-нибудь слышали, как разбивается собственное сердце? А я вот услышала.

Вытираю слезы, вдыхаю глубоко пару раз и захожу в дом.

Родители уже допили чай и собирались уезжать.

— О, пышечка. Пойдем, вещи достанем твои и мы поехали, — папа обнимает и целует меня в макушку.

— Я поеду с вами, — говорю громко и четко. Даже голос не дрогнул, не смотря на то, что все дрожит внутри.

— А как же вишни? — спрашивает он.

— Какие вишни? — не понимаю я.

— Которые тебе нужно собрать, — папа смотрит на меня с подозрением. Я вспоминаю легенду и тут же прикусываю язык.

— Забыла, что собрала их уже. Поехали?

— Ну…Раз так… Да, поедем.

Бабушка смотрит на меня с тревогой, не понимая, что могло произойти, что так повлияло на мое решение.

А все просто. Просто больше нет смысла оставаться здесь ни минуты.

Сухо прощаюсь с бабушкой и прыгаю на заднее сиденье, чтоб скрыться от бабушкиных глаз.

Всю дорогу до дома я еле сдерживала слезы, потому что отец то и дело поглядывал на меня в зеркало заднего вида. Мать все четыре часа вещала о тиражах, продажах, о новых планах. О курсе своей жизни теперь.

А у меня что? Какой курс теперь у меня?

Я смогла дать волю слезам только, когда закралась в своей комнате и упала на кровать. Вот тогда я не сдерживала себя. Выплеснула всю боль наружу. Проплакала всю ночь, не смыкая глаз. А на утро решила просто ненавидеть его. Ненавидеть, как потенциально опасного для меня человека.

Жаль только сердце не подчинялось моему разуму и при мысли о нем предательски учащало свой ритм, намекая о том, что что бы я не решала для себя, чувства — не спички. Не перегорают быстро.

Но мне не обязательно быстро. Главное, чтоб отпустила эта ноющая боль в груди. Я подожду.

_________________________________________

Заранее спасибо. Ваш автор.)

Глава 14. Коррективы судьбы

Две недели спустя.

Сижу, укутавшись в свой теплый плед, и читаю новый роман. Предпочитаю уходить с головой в сказку, чтоб не думать о жестоких реалиях. Помогает. Только не ночью.

За неделю я прочитала все оставшиеся запасы книг у нас в доме, даже мамино пособие по воспитанию идеального общества. Правда, ничего не поняла из написанного и сделала единственный вывод: дети — это сложно. Слишком сложно, чтоб понять, пока их у тебя нет.

Вчера пришлось первый раз выйти из дома в книжный магазин. Скупить все, что приглянется и заскочить обратно в свой уютный мирок, в котором нет место никому кроме героев книг и теплого чая.

За окном грубо стучит по окнам порывы ветра. Приближение осени ощущается в воздухе. Листва уже не такая яркая, солнце не такое теплое, и воздух не такой сухой. Смотрю на распахнувшее окно. Ветер дерзко подкидывает занавески, заставляя их то и дело взмывать и падать. Небо хмурое, серое. Без единого признака на тепло.

Натягиваю плед на голову и продолжаю путешествие по страницам книги. Раздается телефон звонок. Выключаю звук и снова увлекаюсь книгой. Я знаю, звонит Алла. Она за все то время, что я дома, позвонила мне катастрофически много раз. Но я не готова с ней разговаривать, слишком живы еще воспоминания. Слишком больно еще.

— Павлина! — дверь распахивается и врывается мама, — жуть, ты же заболеешь! — она хозяйской походкой идет к окну и закрывает его. Поток свежего воздуха прекращает свое нашествие на мою комнату и мне вмиг становится нечем дышать. Но спорить с ней — бесполезно. Сделаю по своему, как только уйдет.

— Ты уже две недели не выходишь из дома. — осуждающим тоном произносит она.

— И? — без особого интереса вопрошаю.

— И может, хватит уже сидеть в своей комнате, словно затворница?