По толпе местных жителей прокатился гул – уважение их перешло к Андрею.

– Его ножом убили, – сказал милиционер, – под лопатка. Потом море кидали.

– Вот это дедукция! – сказал Михай Попеску. – Я уважаю.

И, признав эти заслуги Андрея, он приказал перевернуть Ивана на грудь. Разрез в спине был невелик и не кровоточил.

– Его надо отправить в Батум, – сказал Андрей. – Но он не имеет отношения к пароходу.

– Ясное дело, – сказал милиционер.

– Кто-нибудь видел этого человека раньше? – спросил Андрей.

Никто не ответил.

– А кто видел, – спросил Андрей, – очень красивую молодую греческую женщину в черном платье и вот такой широкой шляпе? А с ней военного летчика, офицера, капитана, у него рука на черной перевязи?

Но никто не видел или не хотел сказать, что видел Аспасию и Васильева.

Унтер-офицер Герасимов, сообразив, что мертвец проходит по уголовному ведомству и не имеет отношения к «Измаилу», пожелал тут же ехать обратно в Батум, бросив Ивана Ивановича на произвол судьбы. Но Андрей проявил упорство, а Михай, будучи сентиментальным человеком, Андрея поддержал.

Завернув крестьянского сына в старый парус, купленный Андреем там же, в поселке, они положили тело в машину и отвезли к местной церкви. Кладбище начиналось за церковью, и к ее алтарной стене были прислонены сохнущие гробы – там и работал плотник.

Договорившись о службе через час, Андрей поехал в дом к Покровским, надеясь передать сестре дальнейшие заботы об Иване Ивановиче.

Дом отыскали довольно быстро, но сестры найти не удалось. По простой причине – домик Покровских, оказывается, прошлой ночью сгорел. Почему – никто не знал. Домик стоял в отдалении от других домов, и никто не обратил внимания, куда делись его обитатели.

Вернулись к церкви. Герасимов с шоффэром улеглись спать в автомобиле. Андрей с дядей Михаем отстояли скорое, скомканное отпевание раба Божьего Ивана. В гробу Иван Иванович приобрел солидность и постоянство черт, чего ему так не хватало при жизни. Лицо его было строгим и красивым. Дядя Михай заметил, что Андрей плачет, и сказал:

– Ну, полно, полно, ты не виноват.

– Я виноват, – сказал Андрей.

Андрей отдал все свои деньги батюшке, но у шкипера нашлось еще двадцать рублей могильщику, который выкопал яму и написал на табличке, прибитой к кресту, имя и фамилию крестьянского сына.

Андрей спросил у желтолицего, раздражительного батюшки, что случилось с домом Покровских и куда делась его сестра. Священник ничего ответить не смог – никто в Чакве толком не знал Покровских. Иван Иванович и Полина жили уединенно, с людьми не сходились. Пожар случился ночью, но дом, как говорят пожарные, был пуст.

Любопытно, подумал Андрей, что сталось с чемоданом? Достался ли он Аспасии или сгорел?

Когда гроб выносили, Андрей разбудил Герасимова и шоффэра – они вчетвером отнесли Ивана Ивановича к могиле и помогли могильщику опустить его в неглубокую яму. Андрей, как бы родственник, первым кинул ком сухой земли на крышку гроба. Комок гулко ударился о дерево, словно Андрей стучался к Ивану в домик.

– Наверное, хороший был человек, – сказал Михай с маленьким знаком вопроса в конце фразы.

– Хороший, – согласился Андрей.

На обратном пути Андрей рассказал спутникам о том, что Иван был великим знатоком древних рукописей и чуть-чуть не дожил до профессорства.

– Кто же мог поднять руку на такого человека? – патетически вопрошал Михай.

– Грабители, – сказал Герасимов. – Их здесь теперь как собак нерезаных. За три рубля готовы зарезать. А у него, наверное, из Турции добра было на тысячу рублей.

– Один чемодан, – сказал Андрей. – Мы же на «Измаиле» были.

– Ну если на «Измаиле»… – согласился Герасимов. – Только бандиты об этом не знали.

В комендатуре Андрей доложил, что утопленник был в таком плачевном состоянии, что пришлось захоронить его в Чакве. Комендант был рад, что с него сняты лишние заботы, и долго тряс Андрею руку. А когда тот сказал, что назавтра уезжает, комендант искренне расстроился и попросил остаться еще на неделю-другую.

– Поймите меня, Андрей Сергеевич, – сказал он, – не дай Бог, завтра или послезавтра еще кого выкинет. Ведь, кроме вас, мне другого человека с совестью в этом городе не отыскать.

Супруги Ахвледиани пошли проводить Берестовых до пирса. Отар нес плетеную бутыль чачи.

– Ты бери подарок, – говорил он Андрею. – Ты бери, потому что в России это все равно что золото.

Вещей у них почти не было – небольшой чемодан у Лидочки, у Андрея все с собой. Как у Диогена.

Даже странно было уезжать в другой город, в другой мир, так вот, налегке, неся в руке нетяжелый Лидочкин чемодан. На площади был митинг. Кроме красных флагов, под утренним ветерком реяли и грузинские. Оратор, стоявший на сиденье автомобиля, кричал по-грузински.