Шрифт:
Мужчина кивнул, и через секунду перед ним появилась бутылка и пустой бокал.
После первого глотка в груди потеплело…
— Корова неповоротливая! — бранилась тем временем кабатчица на уронившую поднос официантку. — Чтоб тебе пусто было!
— Не нужно «пусто», — еле слышно прошептал шеар. — Пусто — это плохо. Очень плохо.
Налил себе еще.
…Первое утро в Итериане началось с мучительного осознания, что он больше не дома. Не было фабричного гудка, шагов в коридоре, родных голосов. Только щебет птиц за окном, и их радостный гомон казался ужаснейшим из звуков.
— Выспался? — Лили сидела в кресле в углу отведенной ему в доме Генриха комнаты. Спокойное лицо, бесстрастный голос. Во взгляде проскользнуло на миг любопытство, но тут же погасло. — Я принесла тебе одежду. Собирайся и спускайся вниз.
— А если я не хочу? — спросил Тьен угрюмо.
— Тогда побуду твоей нянюшкой: сама умою, усажу на горшок, одену и поведу гулять. Согласен?
Менее чем через полчаса он уже стоял в холле.
— Неплохо, — одобрила, осмотрев его, альва.
Наряд, состоявший из свободной темно-зеленой рубахи и плотных коричневых брюк, пришелся впору. Высокие кожаные сапоги, по мнению Тьена, смотрелись нелепо, но их он тоже надел, не желая спорить с «нянюшкой».
— Идем, — скомандовала женщина.
— Завтрака не будет? — нахмурился юноша.
— Для твоего же блага.
Он полагал, что они пойдут во дворец к Холгеру, но Лили проводила его к причалу на узкой быстрой речушке. Там они сели в длинную лодку без гребцов и весел, и вода доставила их к замощенному каменными плитами пустынному плацу. Тьен подумал, что у итерианцев, принято устраивать тут показательные казни: серый камень был в каких-то подозрительных пятнах. Но спросить, верны ли его догадки, новоявленный шеар не успел. Отвлекло пение от реки:
— Много красот в разных мирах ты увидишь, много чудес. Но нигде ты не встретишь ничего прекраснее и чудеснее, чем наш Дивный мир…
— Ундины, — пояснила Лили. — Для тебя стараются.
— …Мир, рожденный по воле четырех. Мир, где вода идет рука об руку с огнем, а воздух танцует с землей. Мир, где в радуге тысячи цветов, и каждый из них неповторим…
Песня завораживала, мелодия проникала в самое сердце. Но стоило прислушаться к голосам невидимых певуний и попробовать повторить за ними слова, обнаруживалось, что и рифма, и ритм отсутствовали напрочь. Непонятно было, каким образом эти «не стихи» ложатся на музыку.
— Еще не догадался? — заметила его недоумение альва. — На каком языке, ты думаешь, я с тобой говорю?
— На каком? — озадачился Тьен.
Женщина рассмеялась:
— Надо же, такой маленький и глупенький, а уже шеар!
— Так на каком языке мы говорим? — потребовал ответа не оценивший шутки юноша.
— Ты — на своем, я — на своем, — пояснила, если это можно было счесть пояснением, альва.
— Но я тебя понимаю.
— Все понимают детей стихий, а дети стихий понимают всех. Разве ветер в разных мирах шумит по-разному? Или вода журчит иначе? Или земля и огонь в одном мире не такие, как в другом?
— Не знаю, — буркнул Тьен. Он видел всего два мира, тот, в котором родился, и Итериан. Тут ветер шумел так же, как дома.
— Мы понимаем людей, а люди понимают нас, — продолжила лекцию Лили. — Но если дети стихий не захотят быть услышанными, их не услышат. Дело не в языке. Это как громкость. Когда с тобой говорят громко, ты хорошо разбираешь речь. Когда кто-то перешептывается между собой, до тебя долетает невнятный шум. Вот например… — Она и правда произнесла что-то невразумительное: ни понять, ни повторить. — Так говорят альвы. Дети других стихий общаются иначе. Будет желание, научишься понимать и их. Я долго жила рядом с ундинами и тритонами, кое-что разбираю в их болтовне. А ты шеар — тебе положено.
— Скажи еще что-нибудь, — приказал Тьен.
Женщина хмыкнула, но подчинилась. Юный шеар не понял ни слова, и, судя по выражению лица альвы, — к лучшему.
— Значит, как громкость? — переспросил он.
— Да. Вот еще один пример.
Она достала из мешочка на поясе тонкую трубочку, и Тьен непроизвольно отшагнул назад, вспомнив, каких сюрпризов можно ждать от подобных безделушек в этих нежных ручках.
— Не бойся, это свисток. Он твой.
Юноша с удивлением принял подарок.
— Подуй, — велела Лили.
Он с опаской поднес трубочку к губам. Дунул. Пожал плечами:
— Ничего не слышно.
— Тебе. А она услышала.
— Кто?
Альва указала вверх. Медленно и плавно размахивая широченными крыльями, к ним приближался крупный темно-зеленый ящер.
— Это не дракон, — предупредила Лили. — Не путай, а то драконы обижаются. Это — виверна.
На неискушенный взгляд Тьена, приземлившееся на плац существо отличалось от виденных им на картинках драконов лишь тем, что имело всего одну пару лап — заднюю. Передние ему с успехом заменяли сложившиеся перепончатые крылья. Опираясь на них, виверна неторопливо приблизилась к молодому шеару и его спутнице. Легкая и грациозная в воздухе, на земле она казалась неуклюжей, но отнюдь не забавной. Огромная голова покачивалась на длинной изгибающейся шее, раззявленная пасть пугала двумя рядами длинных острых зубов, а хвостовая пика даже на вид была острой и опасной. Но альва не выказывала признаков страха, и Тьен старался следовать ее примеру.