— Оспа? Была эпидемия?

— Нет, не то чтобы. Вспышка была среди детей школы, где учился Люк. Отец одного из мальчиков вернулся из дальней поездки, заразил жену и сына. Ребенок на следующий день отправился в школу, играл там с детьми: у них была общая раздевалка, общий душ после спортивных занятий… Софи винила себя за то, что не проследила, и Люку не сделали вовремя прививку. Их делали когда-то, а после прекратили: об оспе ведь много лет не было слышно. Но мне рассказывали, что вроде бы заболели и привитые дети. Правда, не так тяжело, и не с такими последствиями. Но несколько человек вообще умерло, так что все не так плохо, да? А Софи… Софи изменилась за то время, что он болел. Прежде у нее как будто было что-то, позволявшее ей радоваться жизни и верить в лучшее при любых обстоятельствах, а после болезни брата она это потеряла. Стала смотреть на жизнь иначе. Реально, что ли. Прагматично. Практично. Когда появился Анри, ничего не изменилось.

— Анри? Кто это?

— Ее жених. Теперь уже бывший.

— Он ее оставил? — мужчина недобро сощурился.

— Она его. Зимой. До этого они долго встречались, даже жили вместе какое-то время. Я была уверена, что они поженятся.

— Что же случилось?

Кларисса пожала плечами:

— Не знаю. По словам Софи, она поняла, что не любит его, и не хочет обманывать.

На несколько минут гость задумался, не расспрашивал больше, и Кларисса, освободившись от власти его взгляда и голоса, вдруг спохватилась и удивилась, зачем рассказала ему столько всего о Софи — того, чего никому и никогда не стала бы рассказывать.

— Она говорила обо мне?

Женщина ждала этого вопроса, даже удивилась, что он не спросил раньше.

— Иногда, — ответила она. — Говорила, что вы уехали к родным в Галор, но скоро вернетесь. Мне кажется, она в это верила.

— Спасибо, — поблагодарил мужчина. — Вы мне очень помогли, Амелия. И…

— Попросите не говорить о вашем визите Софи?

— Нет, — улыбнулся он, — не попрошу. Вы и не вспомните о нашем разговоре.

— С чего бы…

…Когда она вышла в холл, дворецкий вскочил с кресла у лестницы.

— Простите, госпожа Кларисса, что-то я… задремал, каюсь.

— Ничего страшного, Жерар, — она зевнула, потягиваясь. — Сама с утра сонная, как осенняя муха. А почему дверь не заперта? Кто-то приходил?

— Нет, — уверенно ответил старик. — Должно быть, я забыл закрыть, когда забирал почту.

Он подошел к двери, но, прежде чем опустить защелку, выглянул на улицу. Прохожих не наблюдалось: у обитателей Ли-Рей не в привычках гулять до полудня. Только от соседнего дома неспешно отъехал серебристо-серый автомобиль.

В гостинице Тьен появился к трем часам дня. Оставил в номере покупки и заглянул к отцу.

Генрих не скучал в одиночестве: компанию ему составляли Эсея и Фернан.

— Хорошо, что вы здесь, — обратился к ним шеар. — Я составил культурно-познавательную программу на завтра. Оказывается, сейчас возят экскурсии на гидроэлектростанцию. Папа, тебе, думаю, понравится. И Кеони с Фером тоже.

— Почему только нам с Кеони? — подозрительно спросил флейм.

— Всем. Но вам с Кеони — особенно. На электростанции можно будет наблюдать интересный процесс: вода рождает огонь. И никакой магии, заметь! Преобразование энергии. Единение стихий.

— Занятно, — согласился Фер. — Так едем все? И ты?

— Нет, — Этьен смутился. — У меня дела в городе.

— У тебя какие-то проблемы? — решился узнать Фернан.

— С чего ты взял?

— Ты странно себя ведешь эти дни.

— Разве? — непринужденно рассмеялся шеар. — Ты странно себя ведешь, сколько я тебя знаю. Ты — параноик, Фер.

— Да, мне говорили, — усмехнулся флейм, но тревога из взгляда не исчезла…

…Слово «параноик» вошло в обиход недавно. А еще оно было человеческим, и Тьен удивился, услышав его от Лили.

— Фер — законченный параноик. Не обращай внимания на то, что он говорит.

Это было вечером, после того, как третий шеар впервые побывал у разрыва.

Закрыл? Да.

Чувствовал ли удовлетворение от совершенного или желание продолжать? Сто раз нет.

Еще и дядюшка Фернан между делом предупредил, что частое общение с пустотой вызывает помутнение рассудка.

— Откуда ему знать? — махнула рукой альва. — Холгер переживает уже вторую волну, и ничего, умом не тронулся.

Тьен собирался сказать, что человека, который бросает на произвол судьбы собственного сына, а спустя годы находит, чтобы швырнуть в самое пекло, нормальным не назовешь, но вовремя вспомнил, что шеар — не человек.

Да и вообще говорить не хотелось — хотелось домой. Если не в дом Софи, то хотя бы в дом Генриха, но сил не осталось даже чтобы влезть на виверну. Лежал на земле, там же, куда упал, спустившись с «заплатанного» неба, а над ним уже поставили шатер, и суетилась рядом нянюшка-альва.

— Не понимаю, — шепнули чуть слышно неподвижные от запекшейся крови губы.

— Чего не понимаешь? — присела около него Лили.

— Как сделал это.

Когда он оказался один перед ликом пустоты, что-то случилось с ним — независимо, а может, и против его воли. Он стал видеть иначе, чувствовать иначе, вести себя так, как в другой ситуации и в голову не пришло бы. Казалось, что он — уже не он. Не личность, а лишь оболочка. Инструмент в чьих-то умелых руках. Игла, штопающая разорванное пространство. Так было не все время, и под конец он мог уже управлять своими действиями и своим телом, вернее — телом гигантской огненной птицы, образ которой в какой-то момент всплыл в сознании. Но все равно не понимал, откуда ему известно, что нужно делать и как.