— Пилот был совсем зеленый. Стажер, наверное.

Никодимус свернул в очередной закоулок. Под ногами хлюпала грязь.

— Тайфон вербует адептов среди самых молодых иерофантов, — пояснил он. — Многие из них — уроженцы Авила, и их радует, что Кейла якобы намерена отмежеваться от монотеизма.

— А она не намерена? — пристально посмотрел на него Сайрус.

— Вряд ли. Тайфон может помещать свою душу в ковчеги — именно так он завладел Дейдре и ее богиней, Боанн. Возможно, тот же прием он использовал и против канонистки.

В мыслях об услышанном Сайрус пробежал весь длинный проулок, потом еще один.

— Если действительно хотите послужить городу, боритесь против Тайфона вместе с нами, — бесстрастно посоветовал Никодимус.

Сайрус не ответил.

Вокруг тянулась жилая часть Северовратного квартала, но свет в домах не горел, и на улицах было безлюдно. Похоже, весть о прорыве ликантропов уже распространилась по округе, и люди поспешили забаррикадироваться и пересидеть опасность в тех лачугах, что покрепче.

Где-то через милю Сайрус догадался, что Никодимус держит курс на северо-восток, к внешней городской стене.

До сих пор на крышах никого подозрительного не попалось, и только один раз где-то вдалеке мелькнул змей. В умытом дождем безлунном небе бриллиантами сияли звезды, вымерший город казался призрачным, как во сне.

Сзади донесся кобольдский оклик. Сайрус, уже начавший различать голоса, узнал Жилу. Никодимус остановился около какой-то лавчонки, и через пару минут пришлепали двое кобольдов — один тащил другого, закинув его руку себе на плечо. Никодимус осмотрел раненого.

— Магистра! — позвал он.

— Я здесь, — спокойно ответила Франческа. — Как его зовут?

— Жила.

— Что он сказал?

— Его пырнули копьем в левый бок. Рана неглубокая, потерял не больше чашки крови. На бегу начал задыхаться. Сердце колотится. Рана побаливает, но его больше пугает нехватка воздуха. Она все сильнее.

Франческа задумчиво присвистнула.

— Что вам известно об анатомии кобольдов?

— Если не считать очевидных внешних различий и более развитой мускулатуры, все вроде бы точно так же, как у людей.

— Скажите ему лечь, — велела Франческа, взмахивая рукой.

Над ее головой закружился хоровод искр — Сайрус узнал заклинания-светляки, которые, разгораясь, свернулись пылающими шариками.

Трое кобольдов зашипели при виде светляков, обнажая острые черные клыки.

— Они не жгутся, — бросила Франческа. — Скажите, чтобы перестали изображать напуганных кошек. — Она оглянулась на Никодимуса, который и сам не сводил глаз со светляков. — Никодимус!

Тот, вздрогнув, обернулся.

— Тоже будете шипеть и фыркать? Бантик на веревочке не угодно? Или тазик молока? Переводить собираетесь сегодня?

Никодимус заговорил на кобольдском, и Жила улегся на мостовую, выбрав пятачок посуше. Сайрус заметил, что этот выглядит постарше других кобольдов и по щеке у него вьется тонкий шрам. Кобольд что-то выдавил через силу.

— Говорит, что лежа дышится еще труднее, — перевел Никодимус.

Опустившись на колени, Франческа прижала ухо к кобальтовой груди, сперва справа, потом слева. Послушала прямо над раной.

— Иерофант, — обратился Никодимус к Сайрусу, — как там небо?

Сайрус окинул взглядом горизонт.

— Ничего нет. Я слежу.

— Позовите двоих человек… кобольдов то есть… неважно, в общем, пусть они его придержат, — попросила Франческа.

— Что с ним? — начал Никодимус.

— Скорее! — рявкнула она.

Сайрус невольно оторвался от разглядывания небосклона — на земле разворачивалось зрелище поинтереснее.

По приказу Никодимуса четверо кобольдов припечатали руки и ноги Жилы к мостовой. Теперь даже Сайрус слышал, с каким трудом он дышит. При каждом вдохе мускулы на шее натягивались, словно канаты. Франческа взяла кобольда за руку.

— Все будет хорошо, — пообещала она. — Все будет в порядке.

Ее взгляд сосредоточился на ране.

— Никодимус, что вы там говорили в храме насчет подвергания товарищей опасности?

— При чем тут?..

— Вы хотели, — перебила Франческа, совершая непонятные манипуляции над грудной клеткой кобольда, — выставить меня разгильдяйкой, бездумно рискнувшей жизнью Сайруса.

Сайрус удивленно покосился на Франческу. Она за него беспокоилась?

— Может, оставим это на потом? — нахмурился Никодимус.