Ройал отводит взгляд в сторону.

— Так что нет, Ройал. Я не с тобой. И не собираюсь переезжать к тебе. Но я действительно хочу встречаться с тобой, — осторожно говорю я. — Во мне много боли. Много вопросов. И впереди ожидает много исцелений. И, глядя на тебя, думаю, у тебя тоже.

Наши взгляды встречаются, рукой я пробегаюсь вниз по его рельефному прессу, пока не нахожу его руку. Он берет мою ладонь, переплетая наши пальцы.

— Я никуда не уйду, — говорит он. — Я хочу, чтобы ты это знала. Я никогда больше тебя не брошу. Только если ты сама этого не захочешь. И когда тебе будет девяносто лет, лежа на смертном одре, я не хочу, чтобы ты думала о том, что было когда-то, когда мы были детьми. Я хочу, чтобы ты думала о прекрасной жизни, которую мы провели вместе. Потому что хочу этого с тобой. Я хочу, чтобы мы провели всю нашу жизнь вместе. Я не могу представить себя с кем-то еще, кроме тебя, Деми. И если ты решишь, что не хочешь быть со мной, если мы пойдем разными путями, даже если когда-нибудь я найду кого-то, ты должна знать, что я никогда не буду любить ее настолько сильно, как люблю тебя.

— Ройал, — я прижимаю руку к своей груди. Никто никогда не любил меня так, как он, и я не думаю, что когда-либо будет.

— Я понял, — продолжает он. — Сейчас ты не моя. Ты не со мной. Но когда-нибудь ты станешь ею. И я подожду, потому что ты этого стоишь.

Он наклоняется, целует меня в макушку, и я прижимаюсь лицом к изгибу его теплой шеи.

— Ты действительно меня любишь, не так ли? — спрашиваю я.

— Ты — единственная, кого я когда-либо любил.

Деми

Подвернутые рукава мамы покрыты мукой, когда она делает коржи для пирога на кухонном островке в День Благодарения.

— Смотрите, кто поднялся, — поддразнивает Дафна, нарезая яблоки у раковины. Несколько дней назад она приехала из Парижа, и я проводила с ней столько времени, сколько могла, балансируя между моими ночными свиданиями с Ройалом.

Вчера вечером Дафна рассказала мне о своем французском любовнике. Он почти вдвое старше ее, чему мама и папа были бы не рады, если бы узнали. Хотя она провела там всего лишь семестр, похоже, что вернулась оттуда не по годам старше и мудрее, и хочет вернуться туда на следующий семестр. У ее любовника есть связи, чтобы пройти практику в многовековом художественном музее на юге Франции, но у меня есть догадка, что она просто хочет вернуться к нему.

Моя сестра была на удивление равнодушна и в то же время поддерживала воссоединение с Ройалом, а также изъявила желание увидеть его, прежде чем вернуться на занятия.

— Поздно легла? — Дафна подмигивает, когда мама не смотрит, и я подношу пальцы к губам, чтобы успокоить ее. Такое чувство, что мы снова в школе. Мне всегда казалось, что Дафна была единственной, кто мог прикрыть меня, когда я ночами пробиралась вниз по лестнице в комнату Ройала.

Мне двадцать пять лет, и они не могут мне указывать, с кем проводить время, но я не думаю, что они оценили бы то, как я крадусь в дом почти каждое утро. И независимо от моего возраста, они всегда могут завести старую песню «мой дом, мои правила», и я не смогу ничего с этим поделать.

— Деми, солнышко, почему бы тебе не засучить рукава и не начать чистить картошку? — спрашивает мама. — У меня там пакет с двумя килограммами. Овощечистка в верхнем ящике.

Я приступаю к работе, сердце бешено колотится у меня в ушах, когда я думаю о том, чтобы рассказать новости.

Я не останусь здесь на ужин в День Благодарения.

Это первый День Благодарения, который я проведу не в кругу семьи. И я не знаю, как они это воспримут, тем более, что Дафна впервые за несколько месяцев приехала домой из Парижа.

Кусая губу, я задерживаю дыхание и прочищаю горло.

— Я помогу тебе сегодня с готовкой, мам, но не останусь на ужин.

Дафна бросает неочищенное яблоко, смахивает прядь светлых волос с застывшего лица, а мама поворачивается в мою сторону.

— Поскольку Ройала здесь не ждут, я проведу День Благодарения в доме его матери, — тяжесть их взглядов мешает мне произнести еще хоть слово. Мне нужна реакция. Мне нужно знать, как они расстроены из-за меня.

— Его мать? — спрашивает мама. — Он общается с ней?

Ее любопытство и тот факт, что она не замяла упоминание о Ройале, вселяет в меня надежду. Он всегда был ее слабым местом.

— Они снова общаются, — я прочищаю горло. — Она была рядом с ним, когда никого не было.

Мама возвращается к пирогу, а Дафна поднимает гладкое, очищенное яблоко и нарезает его тонкими ломтиками.

— Я не оценила твой пассивно-агрессивный тон, Деметрия, — говорит мама.

— Я не это имела в виду. Я просто изложила причину, по которой они начали общаться, — я опускаю картофель под воду и начинаю чистить его, почти срезая тонкий слой кожи на указательном пальце. — В любом случае, я буду сегодня с ними.

Меня окружает гробовое молчание, и когда я оборачиваюсь, то вижу, что мама смотрит в сторону, задумавшись. Я не хочу расстраивать ее, но неправильно, что Ройал был намеренно исключен без попытки понять, каким он стал.

— Хорошо, — соглашается мама, отряхивает руки и направляется к печи, где охлаждаются несколько тыквенных пирогов. — Обязательно возьми пирог. Ты не можешь пойти в гости с пустыми руками.

Ройал