Шрифт:
Девушка нервно повела плечами, отлично сознавая, что он загнал её в угол.
– Не всё в мире сводится к постели,- отчаянно заметила она,- ведь помимо помешавшихся на распутстве маньяков есть и нормальные люди, которые способны уважать женщину хотя бы за то, что она христианская душа.
– Только не надо говорить о христианских душах!
– отмахнулся от её слов этот невозможный человек.
– Оставь это для исповеди, а здесь не церковь, и я - не кюре! Умей ты хоть что-нибудь делать, клянусь, дал бы тебе эту работу! А так... хватит болтать - я очень занятый человек и у меня мало времени!
Он встал с места и шутовски раскланялся:
– Я польщен, что 'Принц Альфред' вам, миледи, настолько по душе, что вы как дитя к матери устремились сюда, поссорившись с покровителем. Но я хороший делец, и четко соблюдаю условия сделки - поэтому, возьмите себя в руки, и назад - в Вудвилл-холл! И пока герцог собственноручно не выставит вас за дверь, не смейте даже нос высовывать из этого дома!
– Да кто вы такой, что считаете себя вправе распоряжаться моей жизнью?
– возмутилась француженка.
– Меня зовут Бисби, миледи! И это имя хорошо известно в определенных кругах. Что касается права, то оно есть - право сильного! Знаменитое право сеньора - в этом мире мало, что меняется, графиня! Уж ваши предки знали об этом!
Бисби?! Инн вскинула изумленные глаза на собеседника - действительно, кто ищет неприятности, тот их находит! Она в когтях дьявола!
– И ещё, - с презрительной усмешкой добавил тот,- никогда больше не пейте бренди! Это не ваш напиток....
ВУДВИЛ-ХОЛЛ.
По возвращении в Вудвил-холл Иннин попала в руки неодобрительно молчавшей Джины. Итальянка, брезгливо сморщившись, швырнула её платье в угол ванной комнаты, как будто это было завшивевшее рубище, да заставила Флору и Мардж потратить на беглянку гораздо больше мыла, чем обычно. Утомленная, с раскаленной головой Иннин уснула, едва коснувшись головой подушки.
Сны девушке снились безобразные - без начала и конца, и такие нехорошие, что проснувшись среди ночи в холодном поту, она долго не могла прийти в себя. Голова болеть перестала, и только нестерпимая жажда напоминала о произошедшем сутки назад кошмаре.
Весь дом спал, и Инн не захотелось будить горничных. Она нехотя вылезла из постели, и прямо в одной рубашке отправилась на кухню. Проходя мимо столовой, девушка заметила, что в комнате кто-то был - горели свечи, полыхал огонь в камине.
Иннин остановилась на пороге, окинув комнату изучающим взглядом, и не сразу заметила покоящуюся на подлокотнике кресла знакомую руку с неизменным стаканом бренди. Ситуация сложилась крайне неловкая. Видеть герцога сейчас, после всего случившегося, Инн не хотелось, но и уходить было поздно - он её уже заметил.
– Инн?
– Да, ваша светлость. Я шла на кухню, выпить воды!
– Графин на столе!
Инн робко прошла к столу - два стакана подряд, и то едва ли удовлетворили жажду. Мортланд молчал, казалось бы, не обращая на неё никакого внимания, и девушка, поставив графин на место, уже хотела тихонько ретироваться назад, когда он заговорил:
– Вы ничего не хотите мне сказать?
Говорить?! Больше всего на свете Инн хотелось бы провалиться сквозь землю или просто умереть.
– Простите..., сама не знаю, как всё получилось!
Герцог чуть кивнул головой.
– Знаете, - холодно заметил он,- на самом деле вы прекрасно знаете, что и как получилось!
Инн, виновато опустив голову, нервно теребила оборку своего ночного одеяния.
– Что вы хотите от меня услышать?- спросила она.- Что я сгораю от стыда? Да это так, но кому понравится общество, в котором вы принуждаете меня бывать!
– Неужели? Но, во-первых, вы сами пожелали посетить аукцион, а во-вторых, многим из тех, кого мы встречаем, тоже не понравилось бы общество девушки, уличенной в краже!
Оскорбление моментально достигло желаемого результата - у задохнувшейся от возмущения Инн затряслись руки и выступили слёзы на глазах.
– Вы же знаете, что я не воровка!
– Знаю, но раз вы считаете себя, заслуживающей снисхождения, то почему так нетерпимы к остальным, попавшим, в силу обстоятельств, на дно жизни?
У Мортланда был настоящий дар ставить людей на место. После такого упрека только и оставалось, что потупить глаза и замереть от стыда и неловкости. Но пауза в разговоре вовсе не разрядила напряженной обстановки, мало того, сделала её ещё более невыносимой.