– Наместник думает о благосостоянии людей.

Женщина усмехнулась:

– О благосостоянии людей? Тогда зачем разрушать берега? Ты знаешь, какова численность Запретной армии. Провинция Ген проиграет. Наместник неверно истолковал ситуацию. Исход больше не вызывает сомнений. К чему эта война, если нужно разрушать берега и порабощать людей? И это действия человека, который и впрямь заботится об их благосостоянии?

Коя ничего не ответил. Теперь, когда они собрали армию, вопрос об отступлении был вне обсуждений.

– Моя подруга работала в министерстве общественных работ, – сказала она, бросив взгляд на факел. – Я знала её всю жизнь. Она всё время говорила, что провинция была зажиточней, когда наместник был закулисным правителем.

– Но провинциальный лорд…

– Болен и не может руководить, да? Слуги во внутреннем дворце говорят, что им доводилось слышать его стоны и плач. За прошедшие пятнадцать лет он, должно быть, утратил способность говорить. Это значит, что стоять у руля и вести дела провинции Ген, было во власти наместника.

Коя спокойно на неё взглянул:

– Если ты всё знала, тогда зачем?

– Я так и сказала своей подруге, но её это только разозлило. Секретарь проповедовал здравый смысл. У него было лицо святого. Но если он и впрямь такой самоотверженный, то почему не доложил о состоянии провинциального лорда и не попросил о переназначении? Только император имеет право назначать лордов провинций. Если место вакантно, разве правительство не должно быть уведомлено, а директивы приняты во внимание? Необходимо было так и поступить, но наместник этого не сделал. Он ухватился за бразды правления и не выпускал их из рук, даже когда был коронован новый правитель.

Коя снова посмотрел в лицо рассерженной женщины.

– И ты называешь это самоотверженностью? Или справедливостью? Я просто не понимала, что Ацую притворщик, деспот, волк, рядящийся в овечью шкуру. Кроме того, он не жаждал власти или богатств. До сегодняшнего дня это было бессмысленно. Ведь всё, чего он хотел – это славы.

– Ты ведёшь себя неразумно. Перестань впадать в крайности.

– Нет. Моя подруга была права. Ацую хотел купаться в лучах славы. Вот зачем было прибирать власть к рукам. Борьба за справедливость и благосостояние людей не имеет с этим ничего общего. Он лишь хочет, чтобы его восхваляли как наместника.

Она нахмурилась.

– Я виню себя за то, что раньше этого не осознала. Я напрасно спорила с ней. Ты думаешь, тебе всё известно? Но можешь ли ты прочесть мысли наместника или понять, что он испытывает к своим подданным? Едва ли. Тут остались лишь марионетки, безоговорочно поверившие в его ложь. Все, кто видели его насквозь, где они сейчас? И где моя подруга?

Коя опустил взгляд.

– Однажды она прямо выступила против Ацую. Ты схватил её и заставил уйти. После чего она исчезла. Дайбоку мне сказал, что очень много людей, оказавшихся на её месте, подвергались гонениям со стороны Ацую. Поэтому ей приказали убраться из провинции Ген. Это правда?

– Полагаю, что так. Наместник не любит наказывать преступников подобным образом. Он – великодушный человек, когда дело касается критики.

– Тогда почему я не слышала о ней с тех пор? Всё, чем она дорожила в жизни, было просто заброшено. Почему?

– Ну…

– Сукин сын.

Коя поднял глаза.

– Ты скормил её этому зверю? И рассчитывал сделать то же самое со мной?

Коя снова посмотрел на неё. Слабая улыбка проскользнула по его губам:

– Не похоже, что ты одумаешься в ближайшем будущем. Полагаю, это было неизбежно с самого начала.

Женщина встала:

– Именно.

– Такова моя работа, разве не ясно? Увы, я – одна из тех марионеток, о которых ты говорила. Я доверяю наместнику. Зная, что ты не прекратишь порочить его имя, от тебя ему будет мало толку.

– Ацую велел тебе это сделать?

Коя покачал головой:

– Нет, он бы этого не одобрил. И, тем не менее, это ради его же блага, – он погладил йома по шерсти. – Наместник преисполнен всепрощения. Я же никогда не отпускаю змею, не оторвав её голову, – хладнокровно сказал он. – Время обеда, РОКУТА.

Женщина повернулась и отскочила назад. С радостным визгом йома бросился за ней. Убивая жертву, он испытывать неимоверную радость, что было в его природе.

«Ацую никогда не приказывал мне», – подумал Коя, когда крики женщины эхом проносились в его ушах.

Ацую ни разу не отдавал подобных распоряжений. Были лишь повторяющиеся и необъяснимые страдания… от злобы вероломных подданных… от глубоких опасений, возникавших, когда дело касалось ареста.

«Что, если им удастся сбежать? Они будут меня преследовать? А если так, то что бы случилось, не будь тебя здесь, Коя?»