– Примерьтесь, как лежат в руке – они очень удобны.

– Угу, – девушка кивнула и подержала каждый нож, но никакого особенного различия не заметила. Зато заметила, что рукоятка одного из них очень напоминает ей характер Орихары – на ней была тонкая пластина из пластика, в которой смешивались черные и серые цвета, а по кромке шла тонкая белая окантовка, почти незаметная.

– В подарок берете? – усмехнулся продавец, глядя на то, как девушка с улыбкой разглядывает рукоять ножа.

– Да, конечно. Мне-то такой зачем? Я же его даже раскрыть одной рукой не смогу, а он с ним так обращается, словно он продолжение его руки.

– Это хорошо. Оружие не должно жить отдельно от владельца – оно должно с ним сливаться. Так и боец станет сильнее, и нож оживет.

– Я возьму вот этот, – девушка указала на понравившийся ей ножик.

– Хорошо. Вам упаковать?

– Если можно.

– Ну, подарочной упаковки у меня точно нет, но коробочка у этого лезвия имеется…

Продавец порылся под прилавком и достал небольшой футляр.

– Вот. Это оригинальная упаковка – заводская. Просто у нас обычно их не берут – сразу нож в карман закидывают, он же маленький.

Девушка отдала деньги и взяла покупку.

– Спасибо.

– Приходите еще.

«Надо его упаковать, а времени осталось мало, всего семь минут. Не хочу опоздать. Ладно, была-не была – упакую». Она на всех парусах влетела в ближайший магазин подарков и спросила:

– Можно запаковать эту коробочку в течение пяти минут?

– Пяти минут? – удивилась продавщица.

– Да, это очень-очень срочно. У вас есть темная матовая бумага? Бантики и ленточки не нужны.

– Монохромная или с узором?

– С узором, но не броским. Лучше завитки или что-то в этом роде. Цветочки не подойдут.

Продавщица кивнула и достала с полки красивую темно-бордовую бумагу с едва заметными извивающимися линиями на один оттенок светлее.

– Да, здорово!

Пока женщина быстро упаковывала коробочку, Юмэ отсчитала необходимую сумму, и положила ее на прилавок.

– Спасибо! – крикнула она, как только продавец вручила ей коробку, и выбежала из магазина. Девушка бежала со всех ног, боясь опоздать, но успела вовремя – парень еще не появился.

– Вааай… это ж надо так бежать было, аж бок заболел, – рассмеялась Юмэ, прислоняясь к стене. Буквально через минуту появился вечно ехидно ухмыляющийся Изая.

– Ты чего такая запыхавшаяся? Кросс бежала? Или так спешила меня увидеть? – съязвил он.

– Боялась опоздать, – отмахнулась девушка. Она знала, что врать Изае – бесполезный номер. Он слишком хорошо разбирался в людях.

– Тоже верно. Потопали? Или твоим ножкам нужно отдохнуть?

– Да нет, все нормально. Когда ножки болят, понимаешь, что они у тебя еще не отвалились, – хихикнула Юмэ и пошла вперед. В сумочке ее примостился подарок парню, но она не знала, как его вручить. Купить-то купила, а вот как отдать не подумала. «Он не поймет. Или слишком хорошо поймет. Как же быть-то?» – думала она.

– Ну что, какую мыльницу брать будем? – спросил Изая.

– А я знаю? Ты ж спец-то, не я. Это ты все знаешь, я так, по циферкам больше.

– Тогда колись, что фотографировать будешь. Пейзажи, помещения? Или портреты?

– Портреты мне ни к чему, помещения не интересуют – и так в камере сидеть буду. Я собираюсь фотографировать небо.

– Хм. Значит, нужна хорошая оптика на приближение, – протянул парень. Он знал, что Юмэ не сядет в тюрьму – он этого не допустит, но говорить ей об этом не собирался. Он не принц на белом коне – спасать несчастных принцесс, и их благодарность, если уж «подвиг» имел место, ему не нужна. По крайней мере, он сам себя в этом уверял.

– Тебе виднее, – пожала плечами девушка.

– А фотографировать днем будешь или ночью?

– И так, и так. День – это радость. Ночь – это печаль. В жизни есть и то, и то, и как ночь и день, они смешаны равномерно и гармонично.

– Не соглашусь – плохого в жизни всегда больше.

– Кто сказал? – фыркнула Юмэ. – Для одного что-то ужасно, а другому это доставляет радость. Так как можно говорить, что это однозначно плохо?

– Да-да-да, философ, – фыркнул парень.

– А я не философствую, просто говорю то, что думаю.

– Я тоже всегда говорю то, что думаю.

– Ага. Но не то, что чувствуешь.

– Думаешь, ты все знаешь? – хмыкнул парень.

– Не-а, мало. Все знать – твоя привилегия. Я просто так чувствую, – пожала плечами Юмэ.

Ее искренность его просто добивала – он не мог ей сопротивляться. Даже весь его яд куда-то испарялся. И почему? Почему он так к ней относится? Почему она стала для него... особенной? «Да нет, не может такого быть! Но все же... – отверг Изая собственное предположение, и тут же усомнился в опровержении. – А что было бы, если бы она вчера разбилась? Нет, даже думать о таком не хочу, это было бы… это было бы слишком больно… А почему? Что я к ней чувствую? Ладно, я счастлив рядом с ней, пусть так. Но почему? Откуда это чувство взялось? Из-за того, что она особенная, из-за того, что она открылась самой себе? Хотелось бы так думать, но… я не хочу себя обманывать. Это не так. Я к ней что-то другое чувствую. Нет, можно, конечно, предположить, что она мне нравится, но такого быть просто не может – я всегда был равнодушен к подобного рода отношениям, и все женщины, что у меня были, душу мою не задевали. Они были просто красивы. И все. И мне было на них плевать. А она не красавица. Она не в моем вкусе. Но она и не пустышка. И почему рядом с ней сердце то готово выпрыгнуть из груди, а то замирает?» Изая не готов был признаться самому себе, что уже понял, что чувствует к Юмэ. Не мог. И не только потому, что не хотел признавать, что способен любить, он, ужас Икэбукуро – способен любить, но и потому, что боялся, что она его отвергнет. Очень боялся. А еще боялся, что даже если она примет его со всеми его заморочками, он сам причинит ей боль, потому что опасность всегда ходила за ним по пятам. Вот и сейчас он тащит ее по Икэбукуро, где на него в любой момент может наброситься Шизуо, а она ведь уклониться от автомата с газировкой не успеет. Да и если она потом придет сюда одна, его враги наверняка попытаются использовать ее против него. «Что я творю?! Мне нельзя быть рядом с ней... Но и уйти я не могу – вот такой я эгоист. И не только потому, что принял решение впустить ее в свою жизнь. Но и потому, что она мне дорога. Да, придется это признать – она мне дорога. И пока хватит об этом думать – потом пойму, с чегой-то вдруг она стала мне так нужна. Как воздух», – подумал Орихара и хмыкнул.