ваши солдаты там спят, вы им скажете: убей китайца, и они убьют. А меня кто будет слушать?

– Но что я им скажу?

– Вы скажете, что он плохой, что он совсем не китаец.

– Не китаец?

– Он даже китайский язык не знает. У нас на Цейлоне есть китайцы, рядом с нами жил китаец, я от него научилась разным словам. А Лю слов не знает. Он не китаец.

– А кто же он?

– И он не слуга. Слуга другой. Слуга разные вещи должен уметь. А Лю старается, но не всегда. А когда он один – он совсем другой. Я говорила госпоже, что он другой, а она только смеялась. Ты говоришь, что он совсем не слуга, а мистер Робертсон его слуга, – я не знаю, Лю со мной совсем не говорит. Он только говорит, что я черная.

Они шептались, сдвинув головы и накрывшись тулупом. Было душно. Вода стучала в днище шитика, но Ниночка вдруг почувствовала подъем энергии: у нее теперь был союзник, группа, организация. А в таком случае Нина – боевик, стоящий целой роты.

– А что теперь делать? – спросила Пегги. – Может быть, Лю задушил мистера Смита, а мисс Смит пришла и легла спать и не догадалась? Ой, святая дева, как страшно!

У Пегги даже зубы стучали от страха.

– Пойдем к Веронике?

– Пойдем. Она должна знать.

Осторожно, стараясь не качать лодку, они выбрались из-под тулупов и спрыгнули на берег.

Луна мелькала в разрывах несущихся облаков. По реке бежали барашки. Ветер был ледяной, и под светом луны были видны белые мухи – первые снежинки осени.

Ниночка неосторожно спрыгнула с носа лодки и попала ногой в воду. Вода была ледяная. Ниночка еле сдержала крик.

Они побежали, пригибаясь, к палатке. В башмаке у Нины хлюпало.

Пегги первой откинула полог и втиснулась в палатку. Она шепнула:

– Это я, мисс Смит.

– Что случилось? – отозвался сонный голос Вероники.

– Тише, – сказала Пегги и добавила: – Мисс Нина, входите. В палатке было так тесно. Они уселись в рядок, заняв половину палатки. У ног лежал, вытянувшись, капитан Смит. Было почти совсем темно. Пегги горячо и быстро шептала Веронике на ухо. Смит пошевельнулся, застонал. Вероника протянула ему воды.

– Но если он был здесь, – сказала потом Вероника, – то ему нечего взять.

Она приподняла голову отца, чтобы ему было удобнее пить.

– А сумка, мисс Смит? – спросила Пегги. – Сумка капитана здесь?

Раздалось шуршание – Вероника копалась в ворохе одежды в дальней части палатки.

– Ой! – сказала она наконец. – А я испугалась, вдруг в самом деле она пропала. Мне показалось, что я клала ее совсем в другое место.

Вероника достала плоскую кожаную сумку. Нажала на кнопку, но сумка не открылась.

– Заперта, – сказала она. – Вы зря беспокоились.

Она провела рукой по груди отца. Ключик был на месте, на кожаном ремешке.

– Идите, – сказала Вероника. – А то очень душно. Спите.

– Только не говорите ему, – взмолилась Ниночка. – Не говорите, что мы к вам приходили.

– Как знаете, – сказала Вероника, наклоняясь снова к отцу. Ниночка с Пегги заснули, обнявшись, чтобы не замерзнуть.

Утром на траве был иней. Костер долго не разгорался. Казак ворчал на тунгуса, что он ничего не может сделать толком. Тот добродушно огрызался.

А недалеко, верстах в шестидесяти, на склоне Урулгана, в то же время проснулась экспедиция Мюллера. Там уж на траве был не иней – настоящий снег. И ручеек, что протекал рядом с лагерем, покрылся закраинами льда. Иван Молчун быстро разжег костер. Лошади жались к палатке – ночью по соседству ходили волки, и Молчун, который спал у костра, просыпался и кидал в ту сторону головешки.

Лодки отплыли часов в семь утра. Ветер стих, снова зарядил дождик, и гребцам приходилось туго.

Пегги, как и Ниночка, воспрянувшая духом, обретя подругу, рассказывала о своем доме, потом о доме капитана Смита. Ее английский был странным, птичьим, не все понятно – но разве это важно?

Оглянувшись, Нина посмотрела на вторую лодку.

Китаец сидел, прислонившись к мачте, и читал какие-то бумаги. Прочтя, передавал их Дугласу. И движения его были столь точны и уверенны, будто он был помещиком, а Дуглас управляющим, что отчитывался за расходы.

Какие бумаги – конечно, не разглядишь.

Дуглас поднял голову, встретил взгляд Ниночки, улыбнулся, помахал ей рукой. Потом сказал что-то китайцу. Тот, оборачиваясь к первой лодке, прикрыл бумаги рукой – то ли от дождика, то ли от взгляда Ниночки.

– Вероника, – спросила Ниночка, – а что было в сумке вашего отца?

– Не знаю. А что?

– Я все думаю, – парус надулся от неожиданного порыва ветра, и Ниночка вытянула руку, защищаясь от него, – зачем китайцу было забираться в палатку?