– Прекрасная трость и элегантная традиция, - признала Фло.
– Насчет "пары дней", ты явно преувеличиваешь. Обсудим и расскажешь. Но сначала завтрак.

– Как говорили в нашем славном орготделе - весьма своевременное предложение, принимается в общем порядке, без голосования.

Через несколько дней, когда со срочными хозяйственно-политическими и коммунальными делами разобрались, когда по части компрессов и иных оздоровительных мероприятий пришла амнистия, а события в немыслимо далеком осеннем городе стали казаться не совсем реальными, Леди "Двух Лап" сидела на галереи и вдумчиво пила молоко. Все ж продукция от коров с Пригорного выпаса заметно отличалась в лучшую сторону. В замковом дворе уже сгущались сумерки, а западные склоны еще сияли прощальным косым и очень уютным солнцем.

Флоранс отложила журнал - заднюю страницу обложки, силуэты кораблей революционной эскадры слегка засвинячили пятна от оружейного масла (ну и чуть-чуть жир копченой корюшки), но журнал, бесспорно, от этого стал только интереснее.

– Все равно не совсем понимаю, отчего наша несравненная подруга так... как это будет точнее по-русски... так прониклась ситуацией, - призналась Фло.
– Спалить и утопить, возжечь пожар бурной свободолюбивой анархии - тут какие вопросы? Но сидеть за канцелярским столом, проталкивать немыслимые компромиссы, упорно подпихивать общество к миру и равновесию... Послушай, где гуманизм и где Лоуд?

– Ну, особо сидеть за столом не приходилось. Гоняли по городу - я как вспомню, так вздрогну. А если в целом - Лоуд прирожденная исследовательница и естествоиспытательница. В пучины анархии мы ввергали города и страны уже неоднократно, оно слегка приелось. А тут наоборот. Ново, познавательно, оригинально, - попыталась объяснить Катрин.

– Это понятно. Но все равно. Странно, противоречиво и загадочно. Тебе не кажется, что наша профессор, если можно так выразиться, стала очень русской?

– Кажется, - призналась Катрин.
– Она по-русски лучше меня болтает, а уж как протоколы формулирует. Заслушаешься! Видимо, это и моя вина. В смысле, заслуга. Обрусело наше земноводное. Ничего удивительного - Россия самая интересная страна в всех обозримых мирах. Как тут не увлечься? Ты вот тоже вполне русофилка.

– Я, видимо, не "вообще", а конкретных русских предпочитаю. Хотя и Дарья, и покойный Ёха... Теперь вот Ниночка. Трогательная и милая девочка. Со способностями. Но, о, боги, до чего слабенькая.

– Ничего, это поправимо. В ее ситуации плакать по ночам - естественно. Бегать днем - тем более. Сильно расшибиться ей Гр не позволит, а легкие синяки закаляют характер.

– Вот это чисто русская привычка - закаляться через синяки, - намекнула Флоранс.

– Можно подумать, у нас здесь без синяков обходится. С другой стороны, да, самую крутую революцию учинила Россия, и я, как бы то ни было, этим горжусь. А революция это и есть апофеоз самоушибления, зверского раздирания собственной души, а так же жизней и сердец соотечественников. Абсолютно бессмысленное деяние. Вот чем тут гордиться? Но горжусь же. Нет, без стакана тут ничего не понять, - Катрин дотянулась до кувшина с молоком.

– И мне налей, - попросила Фло и глянула на полустертый автограф на журнале.
– Пожалуй, я еще раз его перечитаю.

– Перечитай. Большой талант. Но нужно учитывать что "инженеры душ человеческих" - это самоназвание. Весьма спорное. Так-то наши литераторы - чистые самоделкины. Кулибины от пера, кустари без мотора. Сами не знают, что у них получится.

– Все сложно, - признала подруга.
– Интересно, что же с ним дальше произошло.

Катрин пожала плечами. Вот этим она интересоваться не собиралась. Некоторые страницы "воспоминаний и размышлений" лучше оставить недописанными.

* * *

Пушкинская улица.

Четыре дня после часа Х.

Карандаш Алексея Ивановича, только что торопливо бежавший по листу, начал замедлять свой ход... еще строка и вовсе остановился. Вместо точки внезапно черкнулся резкий крест - грифель прорвал бумагу. Бывший литератор в ярости скомкал лист, швырнул на пол.

Не получалось. Академик словесности, бывший писатель, отставной террорист, недавний узник и штукатур мертвецких заведений внезапно не способен написать краткую и исчерпывающую записку?! Получалось смехотворно, пошло, никуда не годно! Как люди вообще осмеливаются складывать фразы и запечатлевать их на бумаге?

Это все карандаш виноват. Нужно было взять перо. Алексей Иванович с ненавистью посмотрел на желтый неповинующийся карандаш и швырнул его в стену. Карандаш угодил в дубовую панель ластиком-набалдашником, отскочил, явно метя в сочинителя. Нелепая деревянная пуля не долетела, бессильно упав на ковер и тем исчерпывающе подтвердив тщету и импотентность любых попыток подвести жизненную черту.