Гест уже узнал Онунда — или чутьем угадал, что это он, — крикнул в ответ, что они работники из Сандея, знаком велел Грани табанить и сказал ему, что перво-наперво каждый из них доставит на берег трех человек, потом они возьмут еще четверых, а кормчего снимут со скалы последним, таков здешний обычай.

Грани вопросительно посмотрел на него, но перечить не стал. И Гест прокричал все это людям на скале. Онунд кое-как призвал своих спутников к порядку, по его команде они один за другим бросались в пенные буруны, откуда их поднимали на борт, измученных, закоченевших, потерявших дар речи, не способных ни грести, ни парусом управлять. Но боковой ветер благополучно привел челны в Сандей, где у причала ждал Хедин. Гест попросил управителя сделать вместе с Грани еще один рейс и снять с рифа оставшихся людей — всех, кроме кормчего.

— Он проделал долгий путь из Исландии, чтобы встретиться со мной, и я не могу лишить его такого удовольствия.

Хедин тоже вопросительно посмотрел на него, коротко фыркнул, подозвал четверых отдохнувших трэлей и сел за рулевое весло. Гест отвел потерпевших кораблекрушение в усадьбу, где Ингибьёрг встретила их с обычным радушием, распорядилась дать им сухую одежду, накормить, перевязать раны.

Потом Гест вышел вместе с нею во двор и сказал, что придется ей как следует пораскинуть умом, ведь это все люди Онунда сына Стюра, а сам Онунд до поры до времени сидит на рифе. Сначала Ингибьёрг не поняла, о чем он толкует, Гест повторил еще раз, и тогда губы ее скривились в недоброй усмешке:

— Еще с весны мы отвернулись друг от друга.

— Верно, — кивнул Гест. — Однако ж все можно изменить.

— Для кого я должна это сделать — для себя или для тебя?

— Ни для кого из нас, — резко бросил он. — Мне твоя помощь не нужна, я перво-наперво об этом позаботился, а уж потом обратился к тебе. — С такими словами он зашагал вниз, к причалу.

Но Ингибьёрг окликнула его, попросила подождать. Гест выполнил просьбу. Она догнала его и остановилась чуть ниже по склону, как бы сравнялась с ним ростом, чтобы обоим нелегко было спрятать глаза.

— Ты знаешь, как обстоит со мною? — спросила она.

— Да, — нехотя ответил он.

— И тебе известно, что ребенка я жду от тебя, а не от кого-то другого?

— Да.

— Мне не нужны сыновья-сироты, — сказала Ингибьёрг. — И мужчины без сыновей тоже. Поступай с этим болваном как хочешь, но будь осторожен, а я присмотрю за его людьми.

Секунду Гест с удивлением смотрел на капельки слюны, скопившиеся в уголках узкого рта Ингибьёрг; эта женщина с крестом на шее и ветром во взгляде снова нашла выход, нашла лазейку, и он, толком не сознавая, по душе ему это или нет, все же поблагодарил ее, чопорно и торжественно, как чужак благодарит за щедрую трапезу, и спустился в бухту. Вскоре подошли Хедин и Грани, доставили остальных, из которых один находился между жизнью и смертью, кроме того, на борту было двое погибших.

Гест взял с собой троих трэлей, среди них Эгиля, в которого Халльбера некогда бросала камешки и который с той поры смотрел на Геста как верный пес, готовый без колебаний пожертвовать собой.

— Ветер сильный! — крикнул Хедин им вдогонку.

— Ветер сильный, — эхом повторил Гест.

Они шли вдоль берега, пока не добрались до устья фьорда, подняли парус, приблизились к рифу, и Гест, приказав трэлям табанить, прошел на нос.

— Ближе подойти не могу! — крикнул он одинокой фигуре, упорно цеплявшейся за гладко отшлифованный камень. — Бросай на борт свое оружие, легче будет одолеть буруны!

Неугомонное море мотало Онунда туда-сюда; отчаявшийся, измученный, он медленно соскользнул в пенный прибой и передал на борт свое оружие — меч и топор, — которое Гест тотчас бросил в море. Онунд опешил:

— Что ж это за помощь такая?!

— А та самая, что требуется покойнику! — гаркнул Гест, сдернув с головы капюшон. — Давай на борт или так тут и останешься!

Онунд вскарабкался в челн, и Гест велел ему сесть на весла, чтобы согреться, а сам зажал под мышкой рулевое весло и положил на колени топор, тот самый, с рыбьей головой.

— Поднимай парус! — крикнул он Эгилю, когда они отошли от опасного рифа. — Идем к южному берегу фьорда.

Только теперь Онунд узнал его. Или только теперь поверил своим глазам. Сам Онунд, по обыкновению, был одет как человек знатного рода, в светло-красную, порванную сейчас куртку, перехваченную широким ремнем с пряжкой, на бедре болтались пустые ножны от меча, он дрожал от холода, длинные светлые волосы облепили покрытое ссадинами лицо, из глубокой царапины на шее сочилась кровь. За минувшие годы он возмужал, заматерел, и сейчас они с Гестом являли еще более разительный контраст.

— Сдается мне, нынешняя наша встреча пройдет не лучше той последней, — прохрипел он, будто загнанный конь.

— Как надо, так и пройдет, — сказал Гест. — Однако я спас тебе жизнь, и ты, поди, не собирался забрать за это мою?

Онунд не ответил. Не мог.

— Греби, — сказал Гест. — Не то насмерть замерзнешь.

Онунд греб, хотя челн шел на всех парусах, греб изо всех сил, и приходилось ему очень нелегко, поскольку он повредил правое плечо.

— Не расскажешь, что нового в Исландии? — спросил Гест.