Оставшуюся часть каникул я пытаюсь выполнить пункты из списка. Для начала я беру номер третий и строю маме маленький алтарь из кубиков Билли. Правда, к тому времени, как я возвращаюсь из туалета, Билли его уже разобрал. Он говорит, что не разрешал мне играть с его игрушками. Я отвечаю, что я и не играл, и Билли добавляет, что тут нечего стесняться, папа же не стесняется, что играет с радиоуправляемым вертолетом, который держит под кроватью. Я больше и не пытаюсь построить алтарь маме: пластиковых кубиков для этого явно недостаточно. Нет, это не тот способ, которым я хочу попрощаться с мамой.

Дальше я пытаюсь написать стихотворение.

Нет, это тоже как-то неправильно – мне становится еще грустнее. Так грустно, что папа приходит в комнату и говорит, что хватит мне уже хандрить. А я возражаю, что мне нравится хандрить. Папа говорит, вот стану подростком – тогда смогу хандрить столько, сколько захочу.

– Пап? – Голос у меня такой писклявый, что расслышать его могут только собаки. – Пап, а можно мне купить бенгальские огни?

Привет, второй пункт из списка! И тут же прощай, потому что папа отвечает:

– Помни не зря пятый день ноября и заговор пороховой. Сейчас не ноябрь, поэтому я тебе откажу, дорогой. – Потом он, запищав еще тоньше меня, продолжает: – Бекет! Присядь-ка. Мне нужно кое-что тебе сказать.

Что-то мне кажется, что от его новостей я буду не в восторге.

И я прав.

– Я знаю, что это будет некоторым шоком для тебя. Но каникулы почти закончились, и мы переехали в эту квартиру, и вот я договорился, что вы оба будете ходить в новую школу. Она называется «Школа Кровоточащего Сердца Господня», и до нее гораздо ближе, чем до старой. Теперь вы сможете вместе с братом сами ходить домой.

Папа пытается взять меня за руку, но я отдергиваю ладонь.

Некоторый шок? Нет уж, некоторый шок – это когда хватаешься за дверную ручку и тебя немножко дергает током. А это – просто огромный шок! Меня чуть с ног не сбивает, и волосы у меня того и гляди встанут дыбом, как если потереть голову воздушным шаром. Так или иначе, челюсть моя лежит на полу, а рядом с ней хлопнулись все внутренности. Придя в себя, я сообщаю папе, что не пойду ни в какую новую школу. Мне что, новой квартиры недостаточно?

Голос папы мягок, как растопленное масло:

– Пойдешь.

А потом он добавляет: все говорят, что там очень здорово. Кто эти все? – спрашиваю я его. Папа отвечает, что это директор школы. К этому моменту я настолько зол, что мне приходится измерить собственный пульс.

– Вот, папа! – вою я. – От стресса пульс у меня просто зашкаливает!

Папа утверждает, что у меня бычье сердце, а я говорю, что это неправда. У меня сердце десятилетнего человека, которое вот-вот разорвется на миллион кусочков.

– А как насчет моих одноклассников из старой школы? – всхлипываю я. – Я их вообще когда-нибудь увижу теперь?

Папа уверяет, что я заведу новых друзей.

Что за ад моя жизнь?! Я не попрощался с мамой, я не попрощался с Перл, и с друзьями тоже я не успел попрощаться.

Ночью Билли снится кошмар, и он пихает меня в бок. На часах пять сорок три. Я выползаю из кровати и предлагаю рассказать брату сказку, чтобы он снова заснул. Так убаюкивала меня когда-то мама. Билли говорит, что ему хотелось бы посидеть со мной в мамином кресле и чтобы мы сидели вместе, скрючившись, как две креветочные чипсины.

Сначала я никак не могу придумать, какую сказку рассказать, а потом меня осеняет.

– Сейчас ты услышишь сказку про двух мальчиков – двух братьев, – которые путешествовали… путешествовали в кресле. – Я опускаю взгляд. – Вот как раз в таком. Я расскажу тебе, как они пережили ужасную бурю и как благодаря креслу доплыли до берега в целости и сохранности.

Билли сглатывает и смотрит на меня во все глаза:

– Ладно.

– Жили-были два мальчика, и отправились они однажды с целой толпой других людей в путешествие. Они не знали, куда держат путь, но им было понятно: они больше не могут оставаться в своей родной стране, где прожили много лет, – эта страна исчезала. Чтобы выжить, им приходилось двигаться вперед. Мальчишки собрали все свои пожитки. Их было не так уж и много. Всего лишь одежда, которая была на них, и старое кресло. Они забрались в него и, оттолкнувшись от земли, поплыли в открытый океан. Остальные путешественники последовали их примеру на своих суднах. Долго-долго стояла солнечная погода, и мальчики уже могли разглядеть новую землю на горизонте. Все шло именно так, как они предполагали. Они должны доплыть.

– Мне нравится эта сказка, – улыбается Билли. – В кресле безопасно.

– Было безопасно, – возражаю я. – Поначалу. Но когда мальчики достигли середины океана, ветер изменился, а облака сгустились и потемнели. Надвигалась буря.

Билли прижимается ко мне теснее.

– Сначала полил дождь; он резал кожу, словно тысяча крошечных ножей. Потом загремел гром. Будто тысяча шутих взорвалась разом! Молния осветила землю, что лежала впереди; она показалась детям такой далекой, куда дальше, чем они думали поначалу. Один из братьев хотел повернуть назад, но земля за их спинами исчезла навеки.