Убийство можно было приписать любой из группировок, охотившейся за сокровищем: тадаману, искавшему власть и влияние, британской секретной службе, имевшей власть, британскому консулу, которого влекло все, что обещало богатство.

Омар задумался о своем положении, забыв о внимательности среди бочек, ящиков, бутылок и ведер, и неаккуратным движением задел одну из бутылок, которая, упав, разбилась на тысячу осколков. Мгновение Омар раздумывал, прыгнуть ли за борт или скрыться, вернувшись по палубе на землю. Но в следующий момент он, остановившись на втором варианте, уже пробежал по палубе к борту и оказался на берегу раньше, чем англичане, один из них вооруженный, показались на палубе.

С безопасного расстояния Омар наблюдал, как они обыскали палубу и, никого не обнаружив и предположив, что бутылку разбила кошка, удалились в салон. Омар же проследовал к тому месту, где его ждал перевозчик.

Так, будто в них сам черт вселился, бросились носильщики, служащие отелей, владельцы сдаваемых комнат и торговцы к пассажирам, сходившим на берег по узкому, качающемуся трапу корабля «Медитерране». Портовые служащие в застиранных белых униформах пользовались палками, отгоняя самых настырных от пассажиров, прибывших из Европы. Западный порт Александрии, куда прибывали роскошные лайнеры европейских пароходных компаний, каждый раз, принимая корабль, становился похож на ведьмин котел, будто бы речь шла о жизни и смерти.

Мальчики расхваливали каракатиц и морских ежей — они носили товар на палке за плечами, — лепешки и медовые пироги, чай и лимонад; слепой, гордо скрывавший свое страдание под темными очками, предлагал дамам цветы; старик, сгибаясь под весом предлагаемого товара, зазывал покупателей плетеных корзин и ящиков.

«Медитерране» пришел из Марселя, он пробыл в пути пять дней, четырнадцать часов и тридцать минут и считался не только самым быстрым, но и самым комфортабельным лайнером в Средиземном море. Неудивительно, что господа, спускавшиеся по трапу, принадлежали к элите европейского общества, а портовый люд старался вовсю. Вслед за семьей, состоявшей из четырех человек — отца, матери и двух дочерей, сопровождаемых гувернанткой, на землю Египта ступили четверо одетых в темное мужчин с большим количеством багажа. Сквозь толпу им навстречу протискивался господин с тростью и белыми перчатками, которыми он приветственно махал прибывшим.

— К вашим услугам, Сакс-Виллат! — представился он, вытянувшись в струнку. Доктор Поль Сакс-Виллат был французским консулом в Александрии, наделенным прекрасным вкусом и утонченными манерами. Он родился в Эльзасе, что объясняло его необычную для француза фамилию и любовь к музыке Бетховена. В остальном же он ненавидел все немецкое, как чуму.

Мужчины среднего возраста по очереди представились: профессор Франсуа Миллекан, археолог и заведующий секцией Египта в Лувре в Париже, профессор Пьер д’Ормессон, преподаватель истории в университете Гренобля и член Академии наук в том же городе, Эдуард Курсье, лингвист в Коллеж де Франс в Париже, и Эмиль Туссен из Дезьем бюро.

Заметив взмах руки, толпа носильщиков бросилась к багажу прибывших, и Сакс-Виллат назвал адрес: Шарья эль-Хорья, 12, французское консульство. Он попросил господ проследовать к автомобилю, огромному кабриолету «Лоррейн-Дитрих», которым сам с удовольствием управлял.

Набережная Александрии, широкая и обрамленная пальмами, с обеих сторон от порта обнимала море, образуя естественную бухту. Дворцы, посольства и современные отели придавали городу, основанному по легенде Александром Великим, бросившим на землю свой плащ, очертившим его мечом и приказавшим построить город аналогичной формы, европейский вид, делавший его похожим на Ниццу или Монте-Карло.

Изящно одетые господа и несколько европейских дам сидели в уличных кафе, пили, курили и разговаривали о сухом законе в Америке, об эпидемии гриппа в Европе, повлекшей миллионы смертей, об экспериментах, проводимых в Германии и Америке. Далекий от современного мира, в котором самолеты за шестнадцать часов преодолевали расстояние от Америки до Европы, неся на своих крыльях новую музыку, называемую джазом и готовящуюся огласить стены клубов, кафе и концертных залов, этот город демонстрировал свой западный образ, скрывая восточную суть. Мудиры и шейхи в длинных белых одеждах ежедневно встречались здесь с одетыми в британскую форму офицерами, а солдаты национальной армии соревновались с ними в яркости форм. Темный мир мошенников, карманников, инвалидов и попрошаек, не останавливавшийся в Каире даже на границах богатых районов, здесь был вытеснен на окраины или показан с его живописной стороны.

Французское консульство, расположенное на Шарье эль-Хорье, могло с полным правом находиться и в Париже на улице Сент-Оноре, и на Унтер ден Линден в Берлине или на лондонском Пэл Мэле, настолько помпезным и вычищенным казалось его здание. Двое прилично одетых служащих распахнули двери кабриолета, как только консул с гостями подъехал ко входу. Сакс-Виллат пригласил гостей в располагавшийся в саду салон, стены которого были обиты пурпурным шелком, мебель же была выполнена в стиле Луи XV. Восточный колорит салону придавали лишь латунные и медные кувшины и пол, мощенный дамасским кафелем.