Эта цепочка рассуждений привела Нагиба к мысли о том, что же случится, если аль-Хуссейна не окажется в условленном месте. Допустим, все пройдет удачно, но что делать с ящиками, если аль-Хуссейн не придет? Волнение вновь охватило Нагиба, переросло в гнев, и в ночь перед прибытием в Каир он набросился на один из ящиков с кинжалом. Наконец он смог отогнуть пару досок. Ничего не было видно, но он почувствовал мешковину и воткнул кинжал в ткань. Из отверстия посыпался белый порошок. Опиум!

То, о чем уже несколько дней догадывался Нагиб, чего он боялся, подтвердилось: Али ибн аль-Хуссейн использовал их патриотизм и веру в своих грязных целях. Если этим занимается тадаман, он, Нагиб эк-Касар, не хочет иметь с ним ничего общего. Вновь заколачивая ящик, стараясь остаться незамеченным, Нагиб, которого трясло от страха, пытался понять, как аль-Хуссейн вышел на них, почему именно их он избрал для своего поручения. Но решения головоломки он не находил.

Зато тысячи других идей носились в его голове. Как теперь ему вести себя, узнав правду? Мошенник был в его руках, это правда. Он мог шантажировать его, требовать денег за собственное молчание, мгновенно разбогатеть. Почему не разделить товар пополам? Но тогда аль-Хуссейн выдаст его англичанам, а это означало конец.

Дрожа, Нагиб вдыхал ночной воздух. На берегу светились огни Бени-Суэйфа. Как можно дать понять аль-Хуссейну, что Нагиб знает о содержимом? Тонкого намека будет достаточно, чтобы аль-Хуссейн встревожился и повысил оплату опасного предприятия.

Явным препятствием были жесткость, эгоизм и коварство аль-Хуссейна, которыми он добивался своих целей. Конечно, Нагиб эк-Касар был жалким насекомым по сравнению с разбойником и окажется в проигрыше в их поединке. Но затем Нагиб вспомнил историю с консулом Мустафой Ага Айатом и помощником мудира, произошедшую в Берлине. Они недооценили его; он же незаметно заполучил копию фрагмента надписи. Вероятно, они до сих пор радуются его непроходимой глупости.

Полный неуверенности и сомнений, на следующий день Нагиб прибыл в Каир, где его ждал аль-Хуссейн с кучкой своих лакеев. Несмотря на жару одетый по-европейски, не исключая белого воротничка-стойки и бабочки, что предавало ему несколько смешной вид, аль-Хуссейн вновь продемонстрировал свою надменность, не поприветствовав и не поблагодарив исполнителя.

Это обидело Нагиба, и если до этого момента он еще сомневался, как вести себя, то теперь уверенно заметил, что не согласен с суммой вознаграждения, ведь в конце концов он знает, о чем говорит, задание могло стоить ему жизни.

Али ибн аль-Хуссейн сделал вид, что не услышал слов Нагиба. Намного сильнее он казался обеспокоенным отсутствием Омара. Он кричал, называя его ненадежным типом и не принимая объяснений Нагиба, он грозился продемонстрировать всю силу своего кнута, если Омар не объявится в течение следующих дней.

Ящики были погружены его слугами на высокую повозку, запряженную ослами, какие тысячами катились по улицам старого города. Али сел в экипаж и направился в сторону, противоположную движению повозки. Нагиб задумался, за кем ему последовать.

Что было важнее: узнать, где скрывается аль-Хуссейн или где он прячет опиум? Наконец, он выбрал первое, рассудив, что, зная, где находится аль-Хуссейн, он всегда сможет проследовать за ним к его складу.

Экипаж медленно продвигался по запруженным улицам. На правом берегу к пешеходам и экипажам добавились автомобили и повозки, запряженные ослами и мулами, так что о продвижении вперед фактически можно было забыть. Нагибу не составило большого труда последовать за экипажем. На Мидан эль-Тарир, где пересекаются крупнейшие улицы города, аль-Хуссейн повернул на восток, вновь сменил направление на Мидан аль-Фалаки и направился к вокзалу Баб эль-Луг, обогнув его слева и продолжив движение на юг.

На мгновение Нагибу показалось, что аль-Хуссейн заметил его, потому что тот сделал огромный крюк, хотя мог бы достичь цели напрямую, но он продолжил наблюдение. Экипаж еще несколько раз поменял направление, пока, наконец, не свернул в одну из улочек за мечетью Ибн-Тулун. Отсюда было совсем недалеко до кофейни «Рояль», где они и встретили аль-Хуссейна, и до квартиры Нагиба.

Экипаж остановился перед домом, выделявшимся светло-зеленой окраской, что было редкостью, ведь в Каире большинство домов выкрашено в одинаковые охряно-коричневые тона. Высокие ворота, полностью заслонявшие обзор, открылись, и экипаж исчез за ними. Лишь спустя некоторое время отважился Нагиб приблизиться к воротам. Ни дом, ни улица имени не имели, что было не редкостью в этом районе, и ничем более не выделялись. Ставни на окнах всех четырех этажей были закрыты, перед дверью был навален мусор — в этом дом тоже не выделялся из общего множества. И все же он притягивал Нагиба. Тот пару раз прошелся по улице, не выпуская дом из поля зрения.

Он не мог объяснить своих действий; просто у Нагиба было чувство, что с этим домом связаны какие-то события, касающиеся в том числе и его, хотя он даже не знал, живет ли в нем аль-Хуссейн или еще кто-нибудь. Вполне хватило бы слуги, курьера или кухарки, выходящих из ворот, чтобы задать им пару интересовавших Нагиба вопросов. Но ворота оставались заперты, и Нагиб удалился, чтобы никто не заметил его присутствия, предварительно еще раз пять пройдя по улице.

Вернувшись в квартиру, которую они снимали с Омаром, Нагиб попытался вспомнить, как он, пробравшись сквозь лабиринты переулков, оказался возле зеленого дома; потому что намеревался навестить аль-Хуссейна еще до возвращения Омара под предлогом обещанного ему вознаграждения. Но все вышло иначе.

Утром — Нагиб глубоко и спокойно спал после напряженного путешествия — его разбудил стук в дверь. Двое египтян, одетых в поношенную европейскую одежду, попросили его открыть. Их послал аль-Хуссейн — они должны привести к нему Нагиба. Тот, сразу подумав о причитавшихся ему деньгах, беспрекословно последовал за ними.

На полпути, заметив, что они идут совсем не в том направлении, куда вчера уехал Али, он спросил, куда его ведут. Один из провожатых, толстый мужчина с нависшими бровями и плоским, как у боксера, носом, неопределенно махнул рукой, не ответив. Второй — сухой, высокий египтянин с открытым лицом, чьи мягкие черты не могло скрыть даже мрачное выражение, коротко ответил: «К аль-Хуссейну, увидишь».