— Неплохая женская логика — заматовать короля превращенным конем при живом вражеском ферзе, — заметил Званцев.

— Потемки! — развел руками рассказчик и лукаво улыбнулся.

Через несколько дней “богатырь с прищуром” сходил на берег. В капитанский бинокль Званцев видел, как катер “Петушок” подошел к причалу, как вышли из него пассажиры. Навстречу тому, кто на голову выше всех, с берега бросилась тоненькая фигурка. Он обнял ее, “сжал своими ручищами”, и ее сразу совсем не стало видно.

— Вот какая удивительная Лиза! А что, если она вспомнит о своем приключении на острове Ныряющем, снова научится играть в шахматы? Удивит шахматный мир? — обратился Званцев к капитану.

— Кто знает! — отозвался Борис Ефимович. — Нас она удивила… И не только шахматами…

Глава восьмая. Прощание с Арктикой

Прощай, страна исканий.

Прощай, страна чудес!

“Георгий Седов”, сделав за одну навигацию два рейса, с писателем Званцевым на борту, завершал свое плавание. Но Баренцово море не хотело отпускать Званцева, не показав ему что такое полярный шторм.

Корабль словно уменьшился в размерах. Волны были выше капитанского мостика. Так уж везло Званцеву, что, как и в Атлантическом океане, шторм достиг здесь 11-ти баллов. Зрительно это особенно запомнилось Званцеву, когда в небе на фоне корабельных мачт открылась полная луна, что отнюдь не уменьшило размах волн. Попытка лечь спать не увенчалась у Саши успехом. Обычные койки в каютах располагают перпендикулярно борту, чтобы бортовая качка не сбрасывала пассажира на пол. Но в салоне капитана диваны предназначались для сидения, а маятник на стене, показывающий своим размахом крен корабля, отклонялся на 45 градусов, и Саша не мог удержаться лежа. Правда, капитан в мокром макинтоше, проходя через салон, научил Сашу лечь на живот и расставить ноги. Получилось лучше, но он все равно вышел на палубу, и был свидетелем “Лунной пляски”, когда шаровидная луна, как мяч в волейболе, отскакивала от корабельных мачт, будто взлетала высоко в небо, падая обратно и снова взлетая.

Было очень холодно, и Званцев оделся потеплее, надев предусмотрительно оставленный ему капитаном непромокаемый брезентовый балахон. В нем Саша и вышел еще раз на палубу. Волны перекатывались через палубу, и она со всеми поручнями и натянутым штормовым канатом, за который надо было держаться, чтобы тебя не смыло в море, покрылись льдом. Обледенела даже натянутая между мачтами радиоантена. Она походила на толстую стеклянную веревку. Когда корабль тряхнуло на очередной волне, веревка эта лопнула, рассыпавшись мелким стеклом. Обрывки антенны повисли на мачтах, раскачиваясь в такт волне. Званцев понимал, что значит кораблю остаться без радио, глухонемым среди бушующей стихии. И он взобрался на капитанский мостик по проваливающимся под ним ступенькам трапа, на мгновения повисая в воздухе, как в невесомости.

Штурман Нетаев был на вахте.

К Сашиному удивлению в такой шторм капитана на мостике не было. Стоя у машинного телеграфа, штурман тепло кивнул ему, покосившись на рулевую рубку. Званцев уже знал в лицо всех рулевых, а этот был незнаком. И вдруг он узнал капитана. В такой шторм он встал сам у штурвала. Слишком ответственно было держать курс плохо слушавшего руля судна. Ведь это не “Куин Мери”, где по палубе можно было стометровку бегать. У ледокольного корабля, вскинутого на гребень девятого вала, обнажались винты, беспомощно крутившиеся в воздухе. И это бессилие судна нужно было компенсировать искусством вождения в шторм. Капитану это удавалось Но Званцев заметил, как струйки пота текут по напряженному его лицу.

Еще в Белом море врачале плавания Званцев присутствовал при обучении молодого штурмана Ушаковым. Ему запомнилось, как непривычно сердито крикнул Борис Ефимович:

— Право руля! Не спите!

И вот теперь, когда в шторм у руля стоял сам полярный морской волк, его ученик не своим голосом завопил:

— Лево руля, черт возьми! Не право, а лево на борт! Машина, полный назад! У руля — влево, еще лево на борт.

По трапу взбежал радист Иван Гурьянович и доложил о потере радиосвязи. Следом за ним тяжелым шагом, словно вдавливая ноги в палубу, на мостик взошел и Кренкель:

— Борис Ефимович, вам бы самому насчет антенны…

— Мина, — указал на волны Нетаев.

В лунном свете особенно угрожающе виднелась выступающая часть шара с торчащими стержнями. Прикосновение к этим иглам неведомого чудовища, было смертельно.

Кренкель сразу все понял:

— Позвольте мне, капитан, действовать от вашего имени.

Капитан, закусив губы и орудуя штурвалом, кивнул.

Кренкель, прыгая через ступеньки, скатился по трапу. С мостика Званцев видел, как он, с виду тяжеловатый, ловко взбирается по обледенелым вантам. На другую мачту поднялся Иван Гурьянович и они натянули новую антенну.

Званцев не привык оставаться бездеятельным свидетелем и предложил капитану свою помощь.

— Идите в радиорубку и вызывайте от моего имени минный тральщик. Я буду держать корабль у этой проклятой мины. Надо уничтожить ее, чтобы никто не напоролся.

Званцев по примеру Кренкеля слетел вниз и кинулся в радиорубку, где Иван Гурьянович пытался наладить связь с Большой землей.

— Капитан приказал вызвать минный тральщик.

— Военная база на волне, берите микрофон.

Званцев услышал далекий голос дежурного офицера.