С наступлением ночи на Корусанте жизнь видоизменяется. Наружу выползают нелицеприятные личности и, если ты только не живёшь в богатом районе, гулять не очень-то и безопасно. Отчасти поэтому я ещё сильнее переживал за Асоку. Тем более, что на нижних уровнях, куда лучи солнца и вовсе не добирались, натолкнуться на неприятности было ещё легче.

След привёл в меня в какой-то развлекательный район. Повсюду ярко светились вывески, зазывая то отведать новый коктейль в ресторане, то хорошенько оттянуться в ночном клубе, то насладиться прелестями экзотических красавец в стрип барах. От одной мысли, что здесь надо искать Асоку, становилось не по себе. Готов дать голову на отсечение, что тогрута даже до конца не соображает где она находится.

Несмотря на условный час пик тусовочной активности, народу на улице было немного. Видимо, большинство находилось внутри развлекательных заведений. От этого искать было легче, но ненамного.

Остановившись, я решил свериться со своими ощущениями. Асока была где-то рядом, но чем ближе я к ней подходил, тем тяжелее мне становилось её искать. Это странное ощущение походило на предупреждение. Что-то будто останавливало меня, но я настойчиво игнорировал любые сигналы подобного рода. Я встряхнул головой, чтобы отогнать плохие мысли и двинулся дальше, но не успел пройти и десяти метров как вдруг заметил вдалеке до боли знакомые очертания.

Асока шла, не замечая никого и ничего вокруг. Девушка обнимала себя за плечи, а голова её была опущена. Со стороны могло показаться, что она что-то ищет, но я прекрасно понимал, что она просто погружена в свои мысли. Я пошёл за ней, быстро сокращая дистанцию, и как только до девушки оставалась всего пара шагов я осмелился её окликнуть:

— Асока, — услышав своё имя Тано остановилась и вздрогнула. Она узнала меня, должна была узнать. — Я нашёл тебя.

Тогрута была явно не настроена на разговор, что неудивительно. Впрочем, я и не собирался с ней говорить, по крайней мере, не здесь.

— Пошли домой, — негромко произнёс я. В ответ на мою фразу девушка повернулась ко мне и я наконец увидел её лицо. Она плакала, не рыдала, не истерила, а просто тихо плакала. От увиденного моё сердце сжалось. Хатт возьми, я думал, что быть человеком легко, но видеть ту, что потеряла веру не только в остальных, но и в себя, было очень тяжело.

— Боюсь, у меня больше нет дома, — произнесла Асока. Даже сейчас она храбрится, пытается показать, что ничего страшного не произошло, но я знаю её лучше кого бы то ни было. Ей страшно и одиноко.

— Есть, — твёрдо отвечаю я, делая шаг навстречу. — Есть и семья, и друзья, и дом.

— Но…

Я вижу, что тогрута хочет что-то мне ответить, но просто не может. Ещё шаг и вот я стою уже вплотную к ней. Асока поднимает на меня глаза и тут я понимаю, что это её предел. Она утыкается носом мне в грудь, прижимаясь почти всем телом, а я не могу сделать ничего кроме как обнять её так крепко как только могу. Она всхлипывает, изредка вздрагивая, и я ощущаю как моя рубашка становится мокрой. Я не хочу больше тут находиться, как не хочет этого и Асока, но я просто не могу её отпустить. Самые тёплые чувства нахлынули на меня и не желали уступать место холодному разуму. Видимо, мне просто нужно ещё одно мгновение.

Быть человеком. Что это вообще значит? В своё время мне казалось, что ответ кроется в осознании того факта, что ты смертен. Приняв это, ты наслаждаешься каждым моментом своего прибывания в мире живых и стараешься жить на полную катушку. Мне думалось, что осмотрительность и страх за собственную шкуру — удел слабых. Но на деле всё оказалось иначе. Быть человеком — значит чувствовать боль.

Я привёл Асоку к себе домой и ещё очень долго после этого успокаивал её. Она лежала у меня на коленях и говорила о том, что чувствует и что думает. Я старался не прерывать её, лишь изредка задавая уточняющие вопросы, но мне и этого хватило. Вся её боль стала моей болью, и самое паршивое, что я ничего не мог сделать. Осознание собственной беспомощности в вопросах предательства угнетало меня больше, чем факт самого предательства. Забавно, не так ли?

В конце концов, Асока заснула, оставив меня один на один с собственными мыслями. Так я и пришёл к тому что на самом деле значит быть человеком. Происходящее казалось мне чьим-то неудачным экспериментом по превращению Бога в смертного, что вдвойне забавно, учитывая, что это мой эксперимент.

Аккуратно встав с дивана, чтобы не потревожить Асоку, я направился в свою комнату. Я не хотел спать. Мой порыв был скорее привычкой, сформировавшейся за немалое время пребывания в теле Бонтери.

Подойдя к двери, мою грудь вдруг пронзила острая боль. Я только и успел, что схватиться за сердце и облокотиться о стену. Это было похоже на приступ, но я был абсолютно уверен в здоровье своего физического тела и даже события последних дней не могли его подорвать. Так в чём же дело? Стоило мне немного отойти, как нахлынула вторая волна боли, и тут я я ощутил то, что дало мне ответ на поставленный вопрос. Я почувствовал отделение, отделение моего сознания от сознания и тела Лакса — недостаточно сильное, чтобы я полностью утратил контроль, но вполне ощутимое.