Адлер задумчиво поковырял вилкой кусок пирога.

— Мы ему до сих пор настолько несимпатичны?

— О, против большинства он не имеет ровным счётом ничего, — хмыкнул Макс. — Зато ты и Штайнер… Я так и не понял, кто из вас ему не нравится больше.

— Это не слишком хорошо, — заметил Адлер с минимальным укором в голосе; к кому тот был обращён — к Максу или его отцу, — было не совсем понятно. — Нам очень нужна в будущем база.

— Знаю. И не собираюсь сдавать тему без боя.

Адлер склонил голову к плечу, внимательно глядя на него, и Макс отвернулся обратно к окну, заставляя себя успокоиться. Чего он разозлился, в самом-то деле? Адлер есть Адлер, можно было уже привыкнуть за столько лет. За эти десять долгих лет.

Порой Макс начинал вспоминать, с чего всё началось, — и поражался, как всё изменилось за прошедшие годы. Ещё в первом классе начальной школы они — изгой и «золотой мальчик», оба обязанные репутацией родовым именам — близко сошлись на почве любознательности, желания изучать новое и открывать неизведанное. Их дружба удивляла многих: как мог наследник одного из самых знатных родов Центральной Европы знаться с кем-то вроде правнука мятежного Тёмного? Однако они не замечали мнения окружающих, просто дружили со всей той искренностью, на которую способны лишь дети.

С отличием закончив начальную школу, они перешли в среднюю, перебрались в древний величественный замок на вершине горы, долгое время бывший мечтой обоих. Адлер мог часами взахлёб рассказывать о мрачной истории Дурмстранга и его пока ещё не раскрытых тайнах, а Макс много читал о мощнейшей магии, средоточием которой был замок. В выходные, в перерывах между занятиями, нередко по ночам они убегали из спальни и отправлялись исследовать тёмные закоулки — им везло, их редко ловили. Чуть погодя они стали постепенно изучать чары, поддерживающие Дурмстранг, его щиты и барьеры, печати на дверях некоторых комнат в подземельях — сначала без большого понимания, со временем всё более осмысленно.

Ну а затем… Затем они повзрослели, стали слишком разными, у каждого появились свои амбиции и цели. Адлер начал дистанцироваться, погружаясь всё больше в какие-то свои замыслы и планы, которыми он ни с кем не делился, на публике скрывая себя за хорошо сыгранными беспечностью и лёгкостью, так порой диссонировавшими с делами, которые он совершал. Что же касается самого Макса, с возрастом он стал чётче понимать разницу между собой и всеми прочими; влиятельность его дома позволяла ему смотреть сверху вниз на любого в этой школе — это имело выгоды, особенно на фоне значительно возросших потребностей Макса: в материалах для экспериментов, в возвышении над окружающими, во власти. Былая связь пропала, сменившись практически полным безразличием, а на смену долгим разговорам пришли обмены дежурными фразами в общей комнате немецкого отделения или классе.

Наверное, они бы и сейчас особенно не общались, если бы однажды около года назад Адлер не пришёл к бывшему лучшему другу с блеском в глазах и единственным словом: «Семёрка». Собрать группу талантливых студентов стало его навязчивой идеей, и именно Макса первого он посвятил в свой план. По старой памяти или из расчёта? Кто знает. С нынешним Адлером сделалось сложно: он вечно темнит — ни следа той откровенности, что в детстве, — вечно заботится лишь о собственной выгоде, хотя и маскирует это заботой о делах Семёрки… Впрочем, как раз в этом они с Максом до сих пор остались похожи.

И всё-таки его отношение, словно ему все кругом должны, порой выводило Макса из себя. Однако Адлер — полезный союзник, даже сейчас, ну а в дальнейшем… Он был из породы тех, кто играючи развязывает революции, — а какому политику не хочется иметь в надёжном союзе личного революционера?

— Я поеду домой на Пасху, — сказал Макс куда спокойнее. — Тогда и поговорю с отцом; уверен, я сумею добиться желаемого.

— В таком случае, сразу отдам тебе это, — порывшись в кармане, Адлер извлёк и, положив на стол, придвинул к нему маленький ключ. — Он от нашего общего сейфа в берлинском отделении Гринготтса. Как и обещал, нахлебничать не будем; можешь покупать необходимое для дома и лабораторий из этих денег.

— Сколько в нём? — практично спросил Макс, убирая ключ во внутренний карман.

— Достаточно, — Адлер легко улыбнулся. — Всё-таки в Семёрке состоят не бедные люди.

Макс тоже усмехнулся и взял в руку кружку с глинтвейном. Обсуждение перекинулось на статью, над которой работал Гриндевальд, и оставшееся время скоротали довольно мирно.

Ровно в девять, не иначе, к столу, где сидели юноши, подошёл слуга, за которым следовал Люциус Малфой в чёрном плаще, припорошённом снегом. Макс и Адлер поднялись ему навстречу.

— Добрый вечер, — Малфой обратился к ним по-английски — сразу показывал, кому под кого придётся подстраиваться.

— Здравствуйте, лорд Малфой, — Адлер протянул ему руку, и Пожиратель, сняв перчатку, её пожал. Макс последовал примеру товарища. — Приятно вновь видеть вас.

— Взаимно, молодые люди, — безукоризненно-учтивым тоном произнёс Малфой. — Итак, отправляемся?

— Разумеется, — кивнул Адлер. — Не будем заставлять ждать нас.

Он оставил на столе деньги, которые слуга тут же забрал, и маги вышли на улицу. Ледяной ветер ударил в лицо и растрепал волосы, и Макс пожалел, что не захватил в общежитии верхнюю одежду. Адлер явно разделял его сожаления; щурясь от ветра, недовольно поджав губы, он крепко стискивал пальцы на уменьшенном сундуке, с которым не расставался. Благо, идти пришлось недолго — Малфой свернул в первую же безлюдную подворотню и создал портал.