б) Согласно вышеизложенному, люди производят опыты (machen Erfahrung tiber), предметом которых являются они сами, окружающие их люди или, соответственно, другие переживающие органические существа, которые получают наименование животных и прочих одушевленных существ. Путем вчувствования и вчувствующего понимания высказываний (einfiihlendes Aussageverstandnis) они вступают во взаимное общение (Wechselverkehr) не только практически — они наблюдают друг друга с познавательными целями и обретают — как в форме самовосприятия и самовоспоминания, так и в форме опыта вчувствования (Einiuhlungserfahrung) и базирующегося на нем теоретизирования — так называемое психологическое познание; и подобным же образом — познание психофизического типа, предметом которого являются отношения зависимости психического (как собственного, так и чужого) от тела.

Так же [399] как естествознание [— наука] о физическом описывает и объясняет, с помощью закона причинности (kausalgezetzlich), вещи (те вещи с объективными свойствами, изменениями, состояниями, которые являются в физических явлениях, но не сами [эти] физические явления — переживания), — так психология описывает и объясняет, в духе закона причинности (in kausalgesetzliche Weise), человеческие личности с их меняющимися состояниями и актами и с их меняющимися предрасположенностями (свойствами характера и т. д.), но не те явления, в которых они являются себе и другим попеременно так — то и так — то; при этом, однако, слово «явление» должно быть понимаемо адекватно (passend) [400] . Но только здесь дело обстоит иначе постольку, поскольку известным образом все явления — как физические явления, так и самоявления и чужеявления (Fremderscheinungen) душевного — находят себе место в рамках психологии. Но даже если описание способа, каким в каждом конкретном случае другой, скажем, является мне, или каким мне самому является другой или, наконец, каким я являюсь самому себе, и является чем — то иным, нежели описание моего Я самого по себе, описание чужой личности самой по себе и т. п., то все — таки сознание, в котором я выступаю для самого себя предметно, является, как и всякое сознание, Я-переживанием, и точно так же — сознание, в котором мне противостоит другой. Опять же: вещь не есть явление вещи. Вещь есть то, что она есть, воспринимаю ли я ее или нет, а значит, имею ли я соответствующее явление восприятия или не имею. Вещь — это физическое, а не психическое. Однако обладание явлением восприятия, точно так же, как основанное на нем мышление [о] вещи, есть нечто, попадающее в рамки психологии. Если бы при ближайшем рассмотрении [каким либо образом] выяснилось, что надлежит различать обладание явлением являющегося — скажем, в форме восприятия [какой — либо] вещи — и само явление (которым обладают в этом так называемом сознании), то и [это] явление, явление обладаемое, все — таки оказалось бы достоянием психологии; ведь лишь благодаря этому содержанию одно «обладание» отличается от другого.

И все это находит свое место в рамках психологии в том смысле, в каком истолковывается (aufgefasst) в [выше]описанном естественном способе истолкования. Психологическое Я принадлежит объективному времени, тому же самому времени, которому принадлежит и пространственный мир, времени, измеряемому с помощью часов и иных хронометров. И это Я пространственно — временным образом (raumzeitlich) привязано к телу, от функционирования которого зависят психические состояния и акты, которым, в свою очередь, свойственна встроенность в объективное время, — зависят в своей объективной, т. е. пространственно — временной наличности и таковости (Dasein und Sosein). Все психическое [401] имеет пространственно — временную природу (ist raumzeitlich): пускай провозглашают абсурдом — и, вероятно, не без основания [402] — то, что само психическое Я (и его переживания) обладает протяжением и местом, — оно обладает наличным бытием в пространстве, а именно — как Я соответствующего тела, занимающего в пространстве свою объективную позицию. И потому каждый, с полным основанием и в согласии с природой [вещей], говорит: теперь я [нахожусь] здесь, а после — там. И то же самое относится и ко времени. Возможно, не менее абсурдно наделять Я [403] и его переживания сами в себе встроенностыо в то время, которое определяется по движению Земли и измеряется физическими приборами. Но каждый говорит естественно и верно: «Я есмь теперь, и в то же самое "теперь" Земля находится в такой — то и такой — то точке своей орбиты» и т. п. Отсюда становится понятным обозначение психологии и неразрывно связанной с ней психофизики (коль скоро мы вообще желаем произвести некую, в высшей степени практичную классификацию) как естествознания [404] . Всякая наука о наличном бытии в одном пространстве и в одном времени является естествознанием. Природа же — это единая совокупность (der einheitliche Inbegriff) или, скорее, как оказывается при ближайшем рассмотрении [405] , закономерно — единое целое (das gesetzlich einheitliche Ganze) всего пространственно — временного наличного бытия, а стало быть, всего того, что обладает местом и протяженностью (Ausbreitung) в одном пространстве и положением или, соответственно, длительностью в одном времени. Это целое мы называем тиром, или совокупностью природы (die Allnatur). В этом мире нет двух разделенных миров, называемых вещами и душами. Опыт знает лишь один мир, поскольку души суть именно души тел, и поскольку мир — это мир опыта и как таковой отсылает к Я, которые сами, как и все прочие Я, отличаются, в меру опыта, встроенностью в мир.

Мы прерываемся. Очевидно, что начатое описание можно было бы повести и дальше, гораздо дальше во всех означенных направлениях и, пожалуй, даже значительно обогатить новыми. Можно было бы также показать, что философские интересы самого высокого ранга требуют полного и всестороннего описания так называемого естественного понятия мира, понятия естественной установки; с другой же стороны, также и то, что точное и глубокое описание такого рода ни в коем случае не является легко выполнимым делом, а скорее потребовало бы чрезвычайно трудных рефлексий. Между тем здесь речи о подобного рода философских интересах неуместны, хотя в этих лекциях эти самые философские интересы и не расходятся с нашими собственными намерениями. Для наших ближайших целей довольно и [этих], вчерне данных начатков. Мы просто хотели дать представление о том, что такое естественная установка, и мы описывали ее посредством общей и краткой характеристики того, что в этой установке обнаруживается как мир в естественном смысле, каковой мир есть не что иное, как бесконечный объект наук о природе и психологических наук, причем, естественно, как точно описывающих, так и теоретически, а тогда и каузально, объясняющих.

Итак, что же за новая установка оказывается возможной наряду с до сих пор описывавшимся естественным мировосприятием (Weltauffassung), тем самым, в котором природа или мир становится видимым и познаваемым полем? Разве не охватывает природа всего действительного бытия? Это, разумеется, так, если под «действительным» мы опять — таки понимаем наличествующее в пространстве и времени. Но это не так, если мы сообразим, что правильно производимая операция суждения (richtiges Urteilen) и познающая с интуитивной ясностью (einsichtig erkennendes) выводит и на такие предметы, которые не обладают наличным бытием.

Так, чистая геометрия говорит [406] о геометрических фигурах, чистая арифметика — о числах и т. д. Однако фигуры чистой геометрии как возможные формы (Gestaltungen) чистого пространства, числа арифметики как чистые (puren) числа числового ряда — это не вещи и ни в каком смысле не являются фактами природы [407] .

В соответствии с этим можно, пожалуй, сказать: наряду с природой, миром фактического пространственно — временного наличного бытия, миром «эмпирическим», как тоже говорят, существуют идеальные миры, миры идей, которые непространственны, невременны, нереальны, но которые все — таки есть, точно так же, как есть числа в числовом ряду; субъекты значимых научных высказываний [ничуть] не хуже вещей природы. В соответствии с этим необходимо различать между естественной или эмпирической установкой, с одной стороны, и установкой неэмпирической, априорной. В одной к данности приходят предметности [сферы] наличного бытия, в другой — сущностные предметности, в одной — природа, в другой — идеи.

Против этого, разумеется, нечем возразить. Очевидно, что одной будет установка, когда в восприятии или воспоминании мы имеем данным [некий] цвет как момент [от] вещи, мним его, воспринимая и вспоминая, и другой, когда мы, так сказать, повернулись в другую сторону и схватываем лишь идею этого цвета, соответствующую цветовую разновидность как чистую данность. Одно дело — воспринимать единичный звук качества «до» как звук только что звучавшей скрипки, и несколько другое — образовать в измененной установке, на основе этого более — менее экземплярного явления звука, идею качества «до», которая будет одной такой в ряду идеальных и неповторимых качеств звука; или же видеть четыре черточки, а с другой стороны — видя четыре черточки, быть обращенным не к ним, но к единственной [в своем роде] идее — числу 4, идее, которая экземплярно онагляживается (sich veranschaulicht) здесь и т. д.

Итак, подобные идеи функционируют в качестве предметов и, одновременно, делают возможными высказывания в отношении неопределенным всеобщим образом мыслимых единичностей, чисто мыслимых, а не полагаемых в качестве сущих, — высказывания, которые носят характер безусловной всеобщности. Таковы, например, [высказывания] арифметические. В самом деле, всякая идея обладает, как таковая, тем свойством, что ей соответствует так называемый объем — но чистый объем — единичностей; единичностей, в отношении которых не исполняется какого бы то ни было рода полагания наличного бытия (Daseinssetzung). В соответствии с этим чистая арифметика, чистая геометрия, чистая форономия, чистое учение о звуке не содержат ни одного высказывания о реальном наличном бытии. Существует ли или нет налично сущее — положения этих дисциплин сохраняют значимость. Они значимы как чистые положения.