В места сии я попал утром, на пароходике, а потом – на попутке, а потом – по тропе с попутчиком. А пароходик ходит раз в день…

Река поворачивала, изгибалась. Подступали к воде березы, невысокие и тонкие, потом был осинник, кажется, ольха, как я мог догадаться, а позади стояли темной стеной ели, высокие и стройные. Синяя вода сверкала бликами на перекатах.

Над рекой на крутом холме стояли дома и прочие нужные постройки – обширные дворы, толстенные бревна. И люди жили в этих домах, во дворах собачки маялись от служебного рвения. Мы пристали под кручей к отлогому берегу, где старая добротная пристань ждала нас. Уже выходя из поселка Белый Мыс, я позавидовал чернейшей завистью живущим здесь. Резное крыльцо и наличники. Огород, и весла возле прируба, и сама лодка смолится, а на реке лед еще не весь сошел. Такой вот Пол Уитмен. И тут мне стало совсем плохо от сочетания только что сложенных в предложение слов.

– Ты, Паша, в Авиагородке живешь?

– В нем. А в Мысу сестра. Ей дом отошел, а у меня квартира. Однако не забываем родственников. Племянников аж трое.

– А говорят, вымирает Родина.

– Это говорят те, кто не понимает. Они и вымирают. Потом обсудим. С теми, кто останется.

– А ты отчеством не тяготишься?

– А чего им тяготиться? Пророк Илья, например, по отчеству моему. Опять же с тем самым Ильичем не все просто. Если его вместо иконок в избах держали, значит, было что-то правильное. Народ так просто в красный угол мазурика не поставит.

– Народ-то пьет в бригадах?

– А отчего ж ему не пить? Водка – рубль по-старому за бутылку.

– Да, примерно так. Мясо – два рубля, водка четыре была. Теперь водка приоритетней.

– А сам?

– Пригубляю. Ладно. Пойдем, Паша.

Тут поесть можно где?

– Столовая имеется. Ничего ей не сделалось. Пообедаем. С пивом.

– В рабочее время?

– С кружки пива чего нам будет?

– Разливное?

– Наше. С городка. В бочках возим.

– Оазис.

– По старой технологии. Только не говори никому в Питере. Понаедут – выпьют. И в городке-то баночное.

– Что? То самое «жигулевское»? А в баночках?

– В баночках стараемся не употреблять. А бочкового мало. Для собственных нужд. Кружек тех почти не осталось. Для гостя найдем.

– Бежим скорее, у меня слюна течет.

– Скорее не получится. В гору километр утапливать. Но цель поставлена.

Лесопункт – тоже поселок, с конторой, домами-огородами, ЗИЛами и МАЗами, нижним складом и, конечно, рабочей столовкой. Тут тоже есть тротуары из лиственницы, от конторы до общежития. То, что называется инфраструктурой, обещает массу интересного. От столовки до улицы – пять домов. А она даже замощена плиткой местного производства. На горизонте синеют вершины хребта. По мере подъема тайга на склонах хребта редеет и там уже сливается в зыбкой красоте с небом. Кубы дизеля военного, надежного.

– Хватает силенок у агрегата? – спрашиваю тезку.

– Более чем. Только вот чинить все труднее. А нагрузки сейчас в половину. Людей-то поубавилось.

Мы заходим в контору. Здесь секретарь совсем девчонка.

– Лизавета!

– Да, папа!

– Звонки были?

– А як же! С главного офиса!

А сама смеется. Крепкая такая, веселая. Не в пример отцу.

– И что главный офис?

– Господина директора супруга ждет там.

– Что скажете, Пал Ильич?

Я подхожу к окну. Только ничего там не вижу. Печаль застит мне глаза.

– Спроси, Лизавета, где ее поселили.

– В гостевых апартаментах.

– Одна она?

– А это вы у нее сами спросите. За вами катер отправили. Часа через два будет.

– Кто может отправить за мной катер? – спрашиваю.

– Нашлись умельцы.

– Ладно тебе языком наворачивать, – прерывает диалог тезка, – пошли, что ли, пива выпьем, господин директор.

Все померкло вокруг: и картинка, и звук, и земля, и небо, и дымка над хребтами – от спецэффекта, выполненного несокрушимой и легендарной женщиной, хранительницей домашнего очага. Пробил меня Карлос по паспортным данным в Пулково. Хорошо службу знает. Остальное правильно просчитал. Нужно учесть это на будущее. И сколько же в бабе-хранительнице прыти…

Мы отправляемся в столовку.

– А дорога-то есть в авиагородок?

– Зимник. А так баржой, если что. Лес сплавляем.

– А зимник?

– Только он. Летника не бывает. Болото.

– Спрячь меня, Паша.

– Ую… Что так?

– Да я от нее через полстраны умотал.

– Значит, любит.

– Это ее проблемы…

– Однако.

Пиво действительно – то самое, советское. В кружках. Паша обедает квашеной капустой, супом и рублеными котлетками. Я так сижу. Первую кружку выпил в три глотка, а за второй сижу. Просто так сижу. Не надо мне ни рыбы, ни мяса…

В другое время меня бы заинтересовали посетители в предприятия общественного питания. Вот так бы и мне, в кирзе, телогрейке поднос с раздачи на свой столик тащить.

– А что у вас так либерально? – спрашиваю я тезку.

– В смысле?

– Разрухи не замечается, новодела. Кирпич-то куда в тайге идет? Баржами увозите? Вертолетами?

– Кирпич – куда надо кирпич. Есть сбыт. Мин обороны. Бетонка там закрытая. Увозят.

– Куда увозят?

– На стройку. На объект.

– Какой объект?