Встревожился не один Харитон – самое настоящее чувство вины испытывали Духов, Щелкин, Зельдович…

Вины Фишмана – с любой точки зрения – тут не было. Но ситуация задела его тоже, конечно, глубоко.

ПРОФЕССИОНАЛЬНАЯ судьба Фишмана дает отличный повод задуматься над ролью и значением инженера-конструктора в ядерном зарядостроении и посмотреть на вопрос с разных сторон.

Вот тот же случай с фаской… Его можно рассматривать как один из первых наглядных примеров абсолютно специфической новизны вопросов конструирования ядерных зарядов. Ранее привычное здесь могло оказаться неприемлемым. Этот пример полезен и для верного понимания сути дела: работающий в содружестве с физиками и по их заданиям конструктор должен хорошо понимать совершенно особый характер разрабатываемой им конструкции, основные черты которой заданы не его видением задачи, а идеями и расчетами теоретиков.

Через сорок лет Фишман запишет: «Не может быть мелочей, особенно без объяснения их влияния…». А тогда – 28 августа 1949 года, времени что-то осмыслять в общем плане не было, надо было идти дальше. И экстренный рабочий «консилиум» членов комиссии пришел к выводу: влияние фаски не будет значащим.

Значительно позже Давид Абрамович вспоминал: «Пустота могла привести только к отставанию ударной волны, но никак не к опережению, которого можно было опасаться, имея в виду преждевременное срабатывание НЗ».

Тогда об этом не знали, но было решено продолжать сборку и начать вставку «поршня» в «изделие».

Урановый «поршень» с плутониевым ядром весил более двадцати килограммов. А опускать его в глухой цилиндрический «колодец» Бомбы должен был почему-то Фишман, богатырской комплекцией не отличавшийся. К тому же Давида Абрамовича, как, впрочем, и любого другого, мог подвести и весьма непривычный эффект, связанный с необычностью конструкционного материала. Из-за большой плотности плутония и урана размеры «поршня» были не так уж и велики, и тот, кто брал в руки собранный «поршень», чисто рефлекторно не был готов к особому мускульному напряжению. Ведь, скажем, узел из привычной конструкторам стали весил бы в два с половиной раза меньше! Но тут не стоило верить глазам своим, а точнее – не стоило верить прошлому опыту.

И вот Авраамий Павлович Завенягин – тогда первый заместитель начальника ПГУ, подошел к Фишману, главному на этом этапе сборщику, и ощупал его мышцы на руках, мол, – не уронишь? Непривычно тяжелый узел действительно мог из рук и вырваться.

Мы знаем об этом случае из записей Давида Абрамовича. Тоже – вроде бы – мелкий «фактик»… А, вообще-то, – показательная историческая деталь великого исторического события… Опытнейший и мудрый летчик-испытатель Корзинщиков как-то сказал: «Если испытатель идет в первый испытательный полет как на подвиг, значит – он к полету не готов». Глубокая и верная мысль.

Люди, собравшиеся в ту августовскую ночь в здании под названием «ДАФ», имели немалый житейский опыт и «виды» видали… И поэтому они не говорили выспренних слов, не выражали неких «высоких» чувств, а просто занимались своим делом – деловито и сосредоточенно, не принимая картинных «исторических» поз. Но ведь без всяких преувеличений они творили Большую Историю и страны, и всего мира. И не могли этого не понимать, хотя это понимание и приходилось запрятывать очень глубоко, чтобы оно не мешало делу. Однако жест Завенягина лишний раз доказывал – все они были не плакатными супер-героями (хотя большинство из них или уже имели Золотые Звезды, или получили их позднее), а живыми людьми, способными волноваться и не всегда сдерживать эмоции.

Надо полагать, Фишман отнесся к такой неплановой, не предусмотренной регламентом «контрольной» операции по проверке его мышц с пониманием, и, достав снаряженный «поршень» из защитного контейнера, перевесил его на крюк крана для опускания в «колодец».

Но, конечно же, он волновался…

Повторю еще раз. Изустный фольклор «Объекта» включает в себя историю о том, что Фишман-таки уронил извлеченный из контейнера плутониевый, покрытый никелем, шар на сборочный стол, и на шаре образовалась небольшая вмятина… И, вроде бы, пришлось собрать срочный «консилиум» физиков, и якобы Зельдович быстро провел расчет, а Курчатов решил работы продолжать…

Сегодня эту версию нельзя ни подтвердить, ни опровергнуть, лишь факт ненаграждения Фишмана за первое испытание придает ей оттенок достоверности. Однако единственным несомненным фактом является то, что Бомба взорвалась успешно!

Вернемся, впрочем, на почву проверенных свидетельств. Волнение и возбуждение сказались и в том, что – по позднейшему свидетельству Давида Абрамовича – работы шли, несмотря на строгую регламентацию, с опережением графика, и история с фаской не привела к задержке и переносу контрольного срока испытания.

Увы, не все испытания нервов испытателей были уже позади…

СРАЗУ после американских атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки, когда сам факт обладания Соединенными Штатами ядерным оружием перестал быть секретом, в США в 1945 году был издан «Официальный отчет о разработке атомной бомбы под наблюдением правительства США». В 1946 году эта книга – «Атомная энергия в военных целях», автором которой значился г. Д. Смит, была издана на русском языке в Москве и стала весьма ценным практическим пособием для наших разработчиков.