Несмотря на неблагоприятное соотношение сил, Каменский без колебаний атаковал противника. Колонна его старшего брата с боем захватила турецкие редуты и уверенно продвигалась вперед.

На офицерском уровне невозможно представить во время боя всю непрерывно меняющуюся картину. Иногда доносятся какие-то слухи в виде наскоро брошенных фраз от адъютанта, галопом пролетающего мимо с донесением, но и тогда все основное внимание обращено на то, что ближе к тебе.

Александрийский и Белорусский полки находились в авангарде колонны главнокомандующего. Командовавший передовыми силами Кульнев умело сочетал артиллерийский огонь, неотразимый удар пехотных колонн и лихие наскоки кавалерии. В атаку устремлялись то белорусы в синих мундирах с красными ментиками, то черные александрийцы, то казаки. Люди и лошади устали, но последних никто не спрашивал, а первые не жалели усилий, чтобы обеспечить победу. Что значит усталость, когда и жизни отдать не жалко?

– Наша берет! – убежденно выкрикнул Мадатов.

После очередной атаки его батальон остановился в крохотной ложбинке. Воспользовавшись небольшой паузой, майор разрешил гусарам спешиться. Пусть хоть немного отдохнут кони, да и людям необходимо перевести дух. Сражение еще далеко не закончено, и неясно, что предстоит в самом ближайшем будущем.

Неподалеку остановился Ланской с крохотной свитой, и Мадатов, сделав Орлову знак, чтобы следовал за ним, поскакал за очередным приказанием.

С небольшого возвышения было видно, что ситуация на поле вновь изменилась. Огромная колонна турецкой кавалерии, не меньше четырех тысяч всадников, выдвинулась против наступающей русской пехоты, и мушкетеры торопливо перестраивали свои порядки в каре.

Ланской нервно теребил поводья породистого скакуна. Молодое красивое лицо полковника раскраснелось от битвы. У ворота синего доломана выделялись кресты Владимира и Анны, но конечно же гораздо весомее был Георгий на левой стороне груди.

Командир бригады колебался, не зная, как поступить. Сумеет пехота самостоятельно отбиться или же лучше ударить кавалерией? По идее, следует выбрать момент, чтобы не вести атаку прямо в лоб. Красавец-граф славился в армии своей безусловной храбростью, но в то же время обладал немалым благоразумием и очертя голову в бой людей не посылал.

– Силища! – протянул какой-то молодой адъютант из свиты.

Мадатов не обратил внимания на вырвавшееся слово. Кавказский князь думал сейчас о другом.

– Граф, что надо сделать, чтобы получить Георгий?

От волнения в голосе Мадатова прорезался обычно почти не слышный акцент.

Но так красив и почетен был эмалевый крестик, что поневоле рождалась светлая зависть.

– Разбить турецкую колонну, – улыбнулся Ланской.

Его сейчас занимали более насущные проблемы, однако почему бы не пошутить в преддверии кровавой кавалерийской стычки?

Граф еще не знал то, что успели усвоить александрийские офицеры: подробно многим выходцам с гор, шуток Мадатов не понимал. Бесстрашный, заботливый к людям, умный, благородный и потому успевший завоевать любовь в полку, порою он слишком всерьез воспринимал ненароком брошенную фразу. Свои успели привыкнуть к этому, но Ланской впервые получил под начало пылкого батальонного командира.

Глаза Мадатова сверкнули. Сейчас он чем-то походил на разбойника, узревшего долгожданную добычу.

Орлов понял, что сейчас произойдет. Где-то в самой глубине души промелькнула искорка страха, но сейчас же исчезла во внезапно нахлынувшем возбуждении.

Была не была!

Александр едва заметно кивнул взглянувшему на него командиру. Мадатов махнул рукой в ответ и без единого слова дал шпоры коню.

– По коням! – Кажется, Орлов успел выкрикнуть это раньше, чем Мадатов.

Его эскадрон первым выскочил на поле и торопливо построился в развернутые линии для атаки. Чуть правее разворачивался второй эскадрон. Два других замешкали, однако Мадатов не собирался кого-то ждать.

– В атаку марш-марш!

Трубы подхватили приказ князя, и почти три сотни всадников немедленно, соблюдая равнение в шеренгах, двинулись вперед.

Рысь сменилась галопом. Впереди плотной массой виднелась турецкая кавалерия. Орлов покосился назад. Эскадрон следовал за ним, и на лицах гусар была написана та же крайняя степень отчаянного возбуждения, которую испытывал штаб-ротмистр.

Это было против всех и всяческих правил. Только теперь сворачивать все равно было поздно. Попытайся уклониться – и турки немедленно атакуют в свою очередь, начнут рубить беглецов, если догонят, а так – хоть какой шанс.

Да и невозможно было остановить бешеную скачку.

– Ура!!! – дружно рявкнули гусары. Сабли взмыли вверх, готовясь к первым ударам, и солнце веселыми зайчиками заплясало на клинках.

Где-то позади на поле выбирались два припозднившихся эскадрона, чуть в стороне торопливо строились белорусские гусары, но до них было далеко. Чересчур далеко.

И вдруг вся масса турок, несмотря на свое подавляющее превосходство, не выдержала атаки горстки гусар, прыснула в стороны, из плотной колонны превратилась в скопище несущихся прочь всадников.