– Позволительно ли мне будет перед тем выпить свой напиток? – Диана упорно придерживалась взятой на себя роли.

Ее глаза лукаво посмеивались, на губах играла улыбка, и вся она была зовущей и родной.

– Разумеется. – Свой я уже допил и поставил чашку на тумбочку у кровати.

Диана присела на краешек у моих ног, так чтобы я не мог дотянуться, не вставая. Впрочем, кофе был быстро выпит, и уже через несколько мгновений женщина вытянулась рядом со мной, чуть опираясь на локоть, нависая надо мной.

– А это у нас – рыжие усы, – проворковала она, превращаясь в ласкающую кошку.

Ее пальчики осторожно коснулись растительности над моей губой, и я успел до них дотянуться легким поцелуем.

– Бороду мы не носим, – продолжала женщина, – и даже грудь у нас не волосатая. Зато сбоку…

На левом боку, как раз со стороны Дианы, у меня был шрам, память о Городечно.

– Осколок? – сочувствующим тоном спросила женщина, нежно дотрагиваясь до его краев.

– Штык.

– Ты же весь изранен, – вздохнула Диана. – Где же тебя так?

– Жизнь была долгой… – Я осторожно привлек женщину к себе. – Да и далеко не весь. Всего четыре раны, согласно послужному списку.

– Четыре?

– Еще в ногу, и тоже в левую, – пояснил я. – Но там как раз осколок. Ерунда, всего лишь перелом.

– Бедный…

– Напротив – богатый. Это было самое лучшее время в моей жизни. Прекрасные люди, любимый полк, воинский долг, наконец, молодость.

Диана посмотрела мне в глаза с долей удивления.

– И тебе никогда не снились кошмары? Мне рассказывали…

Она умолкла, сочтя продолжение понятным и ненужным. С моей точки зрения, все обстояло наоборот. Мы были иными в этом плане – более близкими к природе, иначе относящимися к смерти, не избалованные комфортом. И как следствие – не мучились комплексами по каждому поводу и без повода. От комплексов теперь тоже стали избавляться, однако на иной основе – на фоне любви к себе и только к себе.

– У меня здоровая психика.

Мы уже целовались, но пока легко, без всепоглощающей страсти. Нежность, игра, без безумств и искуплений.

Мобильник я отключил еще во время прогулки. Не стоит мешать общение и дела. Звонили мне крайне редко, но почему-то всегда в самое неподходящее время, вот я и решил обезопасить себя с этой стороны. Зачем выслушивать городские новости или вопросы о том, где я нахожусь в данный момент времени?

О нашем возможном будущем мы не говорили. Я был за это благодарен Диане. Мне было до безумия хорошо с ней, но я понятия не имел, чем может закончиться наш роман. Есть ли впереди хоть что-то хорошее? Очень уж мы были разные.

Зачем думать о грядущем, когда ты счастлив? Надо просто жить…

Юрий Михайлович считал себя на редкость счастливым человеком: с похмелья он практически не страдал. Так, легкая жажда и адреналиновая тоска по утрам, ни головных болей, ни вялости. Напротив, именно в эти часы к нему приходила ясность мысли. Порою – кажущаяся, порою же действительно сулящая откровение.

К какой из них отнести нынешние свои размышления, репортер пока не знал. Он проснулся в одежде, лежа поверх одеяла, выпил половину большой пластиковой бутылки минералки и стал вспоминать свой сон. Что-то приснилось такое, что позволяло связать воедино известные факты. Некий пунктик, вроде бы ускользающий среди бела дня и забываемый хмельным вечером, однако крайне важный, буквально необходимый для плодотворной работы.

– Бедный Николай, – пробурчал едва слышно репортер.

Вновь стало несколько не по себе. Если то, что раскопал Невструев, – правда, то найдется куча народу, способная положить хоть все население города за право присвоить тайну себе и только себе. И тогда Юрий неизбежно станет ненужным человеком, тем самым, который много знает, зато долго не живет.

Не то! Опасность – само собой, во сне был указатель пути. Или – намек на указатель.

Что же имелось такого в бумагах покойного? Воспоминания? Собственные размышления? Вернее – чего в них не хватало для полного завершения картины?

Перебирать варианты Юрий не стал. Его часто выручала интуиция, особенно в тех случаях, когда логика дает сбои из-за нехватки данных. Потому репортер просто сидел, изредка прихлебывал холодную минералку да ждал откровения.

Пятый год, НКВД, таинственный, якобы вечный полковник со шрамом на щеке…

Полковник?!

Вчера при Юрии именно так назвали местного знакомого, кстати, со шрамом на щеке.

Чушь!

Чушь?

На сто с лишним лет Сан Саныч явно не выглядит. Но и – не должен. Иначе игра не стоила бы свеч.