— Бодяжник! — на весь зал проорал Фордо. — Ты!

— Примерно так, — согласился Бодяжник. — Я.

— И стихи про тебя? — вскричал Фордо.

— Нет! — испуганно вскочил Бодяжник. — Эти кретинские стихи не про меня! И к чему Гнусдальф их приписал?

— Ура! — завопил Мавр, ознакомившись с посланием Гнусдальфа. — Все, теперь никуда не денешься: съедешь от меня как миленький! Слышите? — Он повернулся к залу, сияя, как начищенный ваксой ботинок, и ткнул пальцем в Бодяжника. — Видите этого пиндоса? Я больше не буду кормить его задарма и бесплатно сдавать ему свой лучший номер! А знаете, почему я так делал? Мне Гнусдальф так велел! Но теперь — фигушки! Вот они, хрюкки! Придется тебе съезжать, дорогуша!

— Но сегодня ему еще можно переночевать? — спросил Фордо. — И нам тоже? Да, и поскольку мы очень близкие друзья Гнусдальфа, я надеюсь, вы не возьмете с нас денег.

— Ночуйте, ребята! — воскликнул Барыган с улыбкой, которая больше напоминала оскал вампира. — Ночуйте, я не возьму с вас платы за постой!.. ПОСТОЙ! — крикнул он гораздо громче, ибо пробирающийся к выходу эльф сделал вид, что не слышит.

— И таким образом, — продолжил Барыган, урегулировав возникшие разногласия в вопросе оплаты с помощью обрезка водопроводной трубы, — номер люкс и дамы в номер. Оставайтесь хоть на ночь, но не больше! К завтрашнему вечеру если кто останется, вот этой вот штукой, — он красноречиво потряс окровавленным куском трубы, — каждому из вас харю сворочу!

Тут тьму за окном разрезал пополам мерзкий визгливый вопль. От неожиданности Фордо прикусил язык, Марси икнул, Опупин рыгнул, а Свэм сказал:

— (вырезано сердобольной цензурой)!

Бодяжника от вопля побледнел, отвесил челюсть и сполз на пол.

— Набздулы, это набздулы! — зарыдал Марси.

Нарцисс пожал плечами:

— Очень может быть. Въезд в Захолуст у нас свободный. К тому же набздулы всегда исправно платят за пиво...

— Па-апрашу ра-раздельные н-номера! — простонал Бодяжник с пола. Потом икнул и встал, обводя зал шальным взглядом. — А вот что касается алогичной сатисфакции трансцендентного либерализма... — Больше он ничего не сказал: ударом трубы в основание черепа Барыган отправил его в глубокий целительный сон.

— Последняя стадия, — пояснил он хрюккам. — После этих слов у него обычно наступала белая горячка. Чертики, летающие блюдца, все такое. Я думаю, это у него наследственное.

Сидящие, а равно и ползающие по залу клиенты внимания инциденту почти не уделили: они вели себя так, словно кабатчик прихлопнул большую зеленую муху. Впрочем, нет: если бы он прихлопнул большую зеленую муху, шуму было бы больше.

— Нам большой номер с видом на пляж, шеф, — попросил Фордо. — И чтобы дверь запиралась изнутри. Понимаете, есть некто, кто жаждет нашей крови...

— Понимаю. — Нарцисс облизнул длинные белые клыки и сунул обрезок трубы за пояс. Бросая по сторонам нехорошие взгляды, он повел гостей за собой вверх по лестнице. Опупин и Марси, обливаясь потом, тащили на себе Бодяжника — залог быстрого и безопасного путешествия хрюкков в Раздеванделл. Они так думали, по крайней мере.

Барыган привел хрюкков на старый замусоренный чердак (здесь осенью он молотил горох, а зимой набивал перьями подушки, валял служанок и пел народные песни). Дверь на чердак запиралась хитро: не изнутри или снаружи — замка вовсе не было, — а на грязный носок, привязанный к дверной ручке.

Бросив Бодяжника в угол, хрюкки повалились на рваные матрасы и заснули.

Фордо долго не мог уснуть. Ему мерещились странные голоса этажом ниже: «Ой! — Не лезет! — Ой! — Слишком туго, расслабься! — Ой! Ой-ой-ой! — Я тебе покажу тугую резьбу!»

«Лампочку там меняют, что ли?» — подумал хрюкк, прежде чем провалиться в пучину безрадостных сновидений.

Едва забрезжил день (для эстетов, придурков и интеллектуалов: на небо по лесенке взобралась с перстами пурпурными Эос), хрюкки проснулись и снова уснули. Разбудили их вопли Бодяжника. Он стоял с опухшей рожей, плакал и жаловался на ночные кошмары, которые появились якобы из-за тесного соседства с хрюкками.

Свэм затеял с Бодяжником перепалку, но тот быстро пресек ее, стукнув Навозного Распорядителя кастетом по черепу. Свэм тихо повалился на пол, а Бодяжник принял горделивую позу и раздул щеки.

— Я Элерон, сын Экзекутора! — представился он голосом дрожащим, и жестом, исполненным величия и благородства, выдернул из ножен долото. Точнее меч. Точнее — меча не было. Почти. Кто-то обломал его у самой рукояти так, словно пытался вскрыть им нечто эдакое... Сейф, скажем. Чужой сейф.

Элерон воздел обломок над головой и словно вырос.

— Глядите на мой Дрын! — вскричал он, нервно теребя пуговицу ширинки.

Хрюкки в ужасе отпрянули.

— Эй, эй! — закричал Фордо. — Мы это... Зачем нам смотреть на ваш Дрын? Мы еще даже не завтракали...

Элерон сначала побагровел, а затем посинел.

— Это имя моего меча, придурки! Понимаете, нет?

— А где он, этот меч? — осторожно спросил Марси. — Я лично вижу только рукоятку!

Элерон нахмурился.

— У меня были трудные времена, — быстро сказал он. — Финансовые затруднения. Под гнетом сил, которые оказались сильнее меня, я сдал это чудо фрезеровального искусства в ломбард. — Он вдруг всхлипнул, и неизбывная печаль проступила на его жестком некрасивом лице. — Если бы вы знали, какой это был меч! Настоящий раритет! Да что там, не раритет, а артефакт!