— Как?

— Упорством, волей, замыслом. Разумом. Костюмом, в нём много программ. Вокруг предостаточно углерода — из него можно растить схемы и небольшие экосреды.

Он улыбнулся поражённой Друсиллет.

— Я же инженер, всё-таки.

Инженер, — пробормотал Ошенкьё. — Эй, инжернер, хата моя лампы навыворот растит. Наладишь?

— Я посмотрю. Разум дома наверняка обращается к набору типовых нейроформатов. Можно перезаписать их, взяв от здорового здания образец.

Друсиллет спросила:

— Инженер, а как насчёт подработок? Если вы с Йронджо будете искать вдвоём, заданий будет вдвое больше! Сможешь?

— Не исключено. Наставники не запретили выходить в Ментальность, и пусть я сам к ней не подключусь, в неё можно выйти через буфер, или даже через планшет. Это возможно. Расскажи, что понадобится. Какой приоритет и производительность поисковика Йронджо? В какой части Ментальности разместился? Как убеждает антивирусные стены пропустить его без ручательства Цереброваскуляры?

Тут пыл Друсиллет угас, и она сказала извиняющимся тоном:

— Йронджо такое не понравится — слишком много перемен.

— Я ему объясню, что это выгодно всем, причём в долгосрочной перспективе. Люди же действуют разумно, чтобы достичь своих целей, разве не так?

Тут Фаэтон понял, что без ноэтических проверок никто здесь не мог быть уверен в чужих стремлениях. Мотивы Йронджо вполне могли быть нагромождением лжи и злобы.

Ошенкьё заверил:

— Так, так. Мы тут все шишки важные.

Уверенности Друсиллет было поменьше.

— Ну да, мы разумные. Я ничего плохого не сделала, а сослали меня сюда злонамеренно.

— Так почему Йронджо будет против?

Она грустно протянула:

— Мы тесно связаны, понимаешь? Обмениваемся, делимся. Просто других нет, никого.

Ошенкье же отступил поодаль, огляделся и небрежно заметил:

— Она говорит — не ссы в Йронджо, подлижись, понимаешь? Он заботится, — тут Ошенкьё фыркнул и обратился к Друсиллет. — А вот у меня есть кой-кто. Жасмин Кси, слыхали?

Фаэтон взглянул с любопытством.

— Жасмин Кси Меридиан?

Ошенкьё кивнул.

— Я один из её мужей. Проведывает меня — даже Наставники не в курсе. Скоро — завтра, может — она как надавит своим огромадным влиянием и вытащит меня, ко мне прилетит. Славный денёк будет, так?

От презрения, или из жалости, Друсиллет лишь молча взглянула на него.

Через друзей Дафны Фаэтон знал Жасмин Кси Меридиан из Мидийского дома Красной манориальной школы. Практически все соглашались, что это самая прекрасная и обаятельная из женщин Земли. Она накопила немало состояний как постановщик, архетип для моды, автор ювелирных, оформительных и обольщающих программ. Ей платили за использование некоторой косметики на виду, за участие в некоторых мероприятиях и за формирование определённых настроений на ноэтических каналах. То, что такая известная личность могла обратить внимание на Ошенкьё, на косноязычного отброса, тем более взять его в мужья, представить было невозможно.

— А вот средства, которые вы тратите на глубинные грёзы и псевдомнезии, стоило бы отложить и купить на них парочку поисковых движков, — сказал Фаэтон. — Несколько акров нанопроизводства тоже бы не помешали. "Никогда не будем первыми" занимаются сомарикой и сложными биообразованиями, Нептунцы же изучают экономные методы наноинженерии, и денег у них ещё меньше, чем у вас. Они, конечно, далеко, но связаться с ними можно, и вложение в их программы было бы полезно и для вас, и для них…

Друсиллет шепнула на ушко:

— Он грёз не покупает. Это рекламки косметики. Ошенкьё подсел на пробники.

В ответ Фаэтон недоумённо развёл пальцы в жесте "ошибка соединения".

Она продолжила шептать:

— Иногда к рекламам Жасмин, губной помады, например, или эротических формаций прилагаются бесплатные пробные сны. Понимаешь? Не доверяй Ошенкьё, он тебе с новым магазином помогать не будет, против Йронджо не выступит. Ошенкьё — лжец, лжец разрушительный, нигилист, а в прошлом он собирал оружие. Его поэтому изгнали.

Тут объяснение прервали. Ошенкьё взмахнул кому-то вдалеке, приставил пальцы к губам и пронзительно засвистел.

Поднялась суматоха. Вокруг баржи с её ржавыми и сияющими шатрами, между плавающими домами разносились улюлюкающие окрики, наружу начал кто-то вылезать. Ошенкьё созывал людей.

Он потёр свой плащ-плакат, произнёс приказ, и вместо красных линий на нём появился, даже раздался взрыв яростно-яркой безвкусицы. Молчавшая ранее одежда завопила обещаниями, соответствующая музыка сотрясала уши рваным ритмом, а люди сговорились и настроились на тот же канал, и вскоре темнота на их накидках сменились той же горластой рекламой. Над водой эхом отражался грохот и хохот.