Настроение взлетело до небес. Недавние сомнения угасли, казались ненастоящими, а настоящий мир приобрёл в красках. Фаэтон присоединился к плясу толпы, подпевавшей бахвалистым рекламам.

На закате некто поднял топор и созвал народ.

Группа Сырых — кто-то бегом, кто-то в пляс — пробиралась сквозь лиловые сумерки по склону и полям к нагромождению сломанных домов и построек. Настроение царило ярмарочное — одни несли цветные фонари, другие потрясали топорами. Вскоре Фаэтон уже помогал срубить покойное здание с корней и скатить его с обрыва вниз, в воду. Брызги долетели аж до людей, толпа завизжала от восторга. Высокий четырёхрукий поднял пульт, указал на плавающий дом, выкрикнул приказы, и к зданию поплыли паукоруки, а волны вскипели от неумелого наностроительства.

Ошенкьё орал в ухо:

— Инженер! Дом твой! Твойский! Для тебя! Видишь! Мы делимся! Всем делимся! Подпишешь Договор, так?

Толпа возрадовалась. Из "Новичка" он стал "Инженером".

Музыка заиграла с новой силой, и Фаэтон пустился в пляс, вплёлся в топающий хоровод. Он весь вспотел, когда катил дом по склону, голова кружилась после пережитого труда, и поэтому он не отказался от напитка, который кто-то пропихнул в руку. После пары глотков сумерки стали ещё радостней и легкомысленней, а воспоминания приятно смазались. Вот вокруг отплясывают, отчебучивают и распевают. Вот кто-то привязал канат к химикатному дереву, свисающему над обрывом. Вот он горланит от страха, раскачиваясь на этой тарзанке на огромной высоте. Вот он целуется, возможно с гермафродитом. Стемнело окончательно — над стальной радугой орбитального города-кольца засветили звёзды. Вот он не обращает внимания на надоедливые предупреждения костюма и горстями вычёрпывает наноподкладку из-под нагрудника, расшвыривает её всем желающим, всем новым друзьям.

Так он стал всеобщей душкой. Его обожали. Он захотел пораскачиваться ещё, и его привязали к тарзанке, отпихивали на каждом взмахе всё сильнее и выше.

Фаэтон вспомнил свой крик:

— Быстрее! Выше! Дальше! Звёзды! Я поклялся дотянуться до звёзд!

И на вершине дуги, очерчиваемой его телом на верёвке, он выпрямится, потянется как можно выше, выскользнет из петли и рухнет в глубину, под смех и ликование новых друзей.

МЫСЛИ НА ПРОДАЖУ

Просыпалось Фаэтону тяжко и со стоном. В ушах долбил молот, писклявые голоса рифмовали на непонятных языках. Снова заснуть не давал кошмар — в нём над пропитанными кровью землями начинался чёрный восход.

Приблизившись к яви, он понял, что череп ему ритмично рассверливал барабанный грохот, издаваемый сверклявым комбинезоном на теле. Комбинезон? Нет, Фаэтон лежал в закруглённом углу бело-голубой комнаты, завёрнутый в рекламный плакат.

А где броня?

А где он, в конце концов? Стены сходились над ним, напоминая внутренность раковины. Простенок напротив усеяли пустые и слепые клетки-рецепторы. Овальная дыра мерзко светила прямо в зрачки. На полу — грязь и рассол, причём пол шатался, от качки подступала рвота.

Где же броня? Всего грамм наноматериала выгнал бы токсины из тела и очистил кровь от помоев.

Он закрыл глаза. Больно, как ножами пронзило — впрочем, как и открывать. Память клубилась. Фаэтон приказал упорядочивающей программе пронумеровать воспоминания и голографически восстановить пробелы, потом осознал, что такую возможность он потерял.

Возможно, навсегда.

Но всё же вспомнилось, как он раздарил весь наноматериал, который служил подкладкой и управляющей системой брони. Вспомнилось, как раздавал драгоценное и крайне сложное вещество беснующейся толпе, а та переписывала его, превращала в заурядные опьянители, которые жадно глотала и втирала в кожу.

Фаэтон схватился за гудящую голову. Такого быть не могло. Это воспоминание приукрасили, это ошибка какая-то. Всё изготовленное Софотеками нанообеспечение превратили в эндорфины и морфий? Всё равно, что сожрать мозг гения ради белков, или выплавить из твердотельного сверхсборщика несколько медяков обмотки терморегулятора…

Молю, пусть это неправда.

А что сказала бы Дафна, увидев, как он по глупости, от беспечности потерял, разломал свой сверкающий доспех…? Правда, вспомнил он, Дафну снова увидеть не суждено.

Может это симуляция?

— Окончить сценарий! — закричал Фаэтон. Сценарий не окончился. Всё осталось — и грязная скорлупа, в которой он сидел, и жарящий свет из окошка, и укачивающий пол. Или же пол стоял твёрдо, а укачивался Фаэтон — различить было не по силам.

— Окончить сценарий!

Он закричал снова, начал лупить по вогнутой стене.

— Завершить! Довольно! Хватит! Верните жизнь, чёрт вас дери!

Фаэтон водрузил себя на ноги. Комната осталось твёрдой и "настоящей" (если такое слово было всё ещё применимо к его жизни). Он был один, ему было нехорошо. Или не так нехорошо — шатался всё-таки пол.

Голод ударил в живот. Где же броня? Только она его питала.

Фаэтон выпрямился, с отвращением сорвал с тела рекламный плакат и вышвырнул в окно, как тряпку. Из-под окна раздался окрик — видимо, объявление зацепилось за незаметный из комнаты выступ и продолжило на нём вещать.