Безумное дитя будит жалость пополам с терпением. Но когда во власти безумного оказалось оружие и знания Молчаливой Ойкумены, целой цивилизации, просыпался только страх.

Правда, эту бессмыслицу даже воспринимать всерьёз сложно. Из всех переговорщиков, с которыми Фаэтон имел удовольствие встречаться, этот был самый дурной — да даже младшеклассник увидел бы логические дыры в его философии.

Чего же оно хотело? И как разговаривать с таким?

Фаэтон скопил смелость и заговорил:

— Простите меня, сударь, но я вынужден попросить вас удалиться в руки ближайшего констебля. Сдайтесь добровольно — я не желаю вам зла. Вы совершенно безумны, переговоры с вами бессмысленны, но, уверен, с достижениями ноуменальной науки ваше безумие излечат за одну редакцию.

Из лошадиной шеи раздалось:

— Ты, наконец, понял правду нашего предложения. Логика тщетна. Истину нужно отпечатать силой на пленных мозгах. Твоя истина — не моя. У нас нет общего, нет понимания, нет доверия, нет согласия. Между нами нет ничего.

Свинцовый глас затих.

Фаэтон начал недоумевать:

— А зачем тогда все эти переговоры? Зачем вы вообще хоть что-то делаете, если уж на то пошло? Если жизнь ужасна, бессмысленна и нелогична — покончите с ней! Уверяю, мешать не буду, скорее буду рад, что избавите меня от такой неприятной обязанности.

Щупальца на месте лица стянулись в узел, распутались, захлестали. Похоже, слова впервые разбудили в твари хоть какие-то чувства — от бёдер и подгрудка пошёл дым, сквозь, просверливая мясо наружу, судорожно выбивались иглы, крючья и трубки, концы которых чернели дулами оружий. Кровавые ручейки спускались по телу, по голеням и плюснам, разливаясь лужей на палубе. Тело покосилось, устояло, с лязгом переступая копытами, забавно поджимая передние ноги — попытки удержать равновесие напомнили танец.

Человек в сияющем доспехе стоял ровно, напротив высилось безлицое чадящее чудище. Коня пошатывало — он напоминал тень от дерева в ветреную ночь.

Фаэтон, не спуская глаз, шагнул назад, убедился, что самодельное оружие готово к залпу. Вдохнул сквозь силу.

Но никто не выстрелил.

Существо встало твёрдо, подняло все свои руки. Произнесло, переходя в бас:

— Наша над-самость отпечатана за горизонтом событий, на полях внутри чёрной дыры. В самой её сердцевине иррациональность реальна, краевые условия бесконечно велики и бесконечно малы. Логика не действует. Рациональный позыв не может выйти за горизонт, повлиять на непоглощённых. Ты за моим горизонтом событий. Существуешь во вселенной, ограниченной логикой, восприятием, мыслью, самостью. Войдёшь в нас, растворишься в сингулярности, грань между тобой и прочим кончится. Ты кончишься. Мы кончимся. Ничто восторжествует.

"Но чего же ты тогда добиваешься, чёрт возьми? С какой стати нападаешь?" — подумал Фаэтон, но промолчал. Слова пропали бы впустую.

Вдруг сзади промелькнул луч. С лестницы выглядывала Дафна, освещая палубу фонариком из кольца. Женские пальцы стискивали отломанную от койки ножку.

— Фаэтон?! Ты чего, это не убил ещё?!

— Дафна!! Назад!

Взревев от страха, Фаэтон заслонил её от твари, раскинув руки.

Она совсем спятила? Видимо, шпионские боевики натаскали её давать бой симулированным недругам. Наяву она не могла оценить угрозу — наяву она угроз не встречала.

Жеребец выпрямился ещё ровнее, напряг хребет и вытянул его вдвое. Верхняя половина тела оторвалась, удлинённый позвоночник удерживал её высоко над палубой. Из разорванной плоти хлестала кровь. Из жгутов, растущих из шеи, пара растянулась и раздалась в стороны — один влево, другой — вправо, но концы обоих нацелились на Дафну. Где бы Фаэтон не встал щитом, одно из оружий было направлено прямо на неё.

— Подчинись, иначе объект привязанности будет уничтожен, — проговорило чудовище.

— "Объект привязанности"?! — завопила Дафна. — Фаэтон! Что это за хрень?

Круг света выхватил из тьмы каплющую тушу коня-чудовища. Дафна ахнула сквозь слёзы в горле:

— Закатик! Нет! Оно изувечило Закатика!

— Как мне подчиниться? — тут же спросил Фаэтон.

— Отдай доспех. Он нужен для управления кораблём.

(Броня. Конечно же. Что же ещё?)

— Если получишь броню, оставишь мою жену в покое?

Дафна произнесла удивительно нежно:

— Фаэтон, убей это живо. Не договаривайся.

Чудище ответило:

— Тобой движет забота о любимых, понятие о добре и зле. Мы выше добра, выше зла, выше любви. У нас… нет любимых. У нас ничего нет. Ничто наполняет нас. Ты сложишь броню и отдашься безсамости.

— Не слушай. Не бойся. Убей это, — шептала за спиной Дафна.

Фаэтон колебался.

Шёпот продолжался:

— О, Фаэтон, не разочаруй меня. Если страх или любовь ослабят тебя, я буду очень зла. Я тебя навек возненавижу. Не бойся. Уничтожь эту мразь.

Фаэтон глубоко вдохнул, подумал, не выпуская воздух. Решил.

— Дафна, прости. Я тебя люблю.

И он мысленно отдал приказ.

Из ладоней костюма с громовым раскатом во врага ударил столп испепеляющего пламени, с ряда разрядных портов, дюжина за дюжиной, молнии били раскалёнными добела копьями, основная батарея в груди раскрылась во всепоглощающий поток атомного огня, ускорители прошивали насквозь очередями разогнанных до скорости света частиц. Врага пронзила многосоставная геенна.