– Я сам буду экскурсоводом, на то я и секретарь парткома. Особенно ежели зачастят к нам иностранцы. А пока надо урожай собрать, отчитаться. Как только ты вышел из ямы, пшеница сразу же в рост пошла, буреть начала и месяца, кажись, не прошло, а колоски уже гнутся к земле на золото похожи.

– А где раб силу взять?

– Найдем, не беспокойся. Я к Дырко Затычко отправлюсь, пущай полк солдат выделит. Он с командующим - вась - вась, по душам, значит.

Только Юхимович произнес фамилию Первго секретаря, как раздался звонок в кабинете председателя. Секретарша тут же его позвала:

– Первый на проводе, Тарас Харитонович, срочно!

Тарас Харитонович бросился, сломя голову в свой кабинет, дрожащей рукой схватил трубку.

– Товарищ Талмуденко! поздравляю вас и в вашем лице всех тружеников колхоза. Молодцы, хорошо работаете! Со мной только что сам Ильич по телефону разговаривал, он хочет вам три ордена Ленина повесить. Товарищ Губанов у тебя? Ну-ка, дай ему трубку!

Юхимович лениво взялся за трубку, и как равный равному, сказал:

– Я слушаю вас, товарищ Дырко Затычко! Со мной тоже говорил Леонид Ильич, буквально десять минут назад. Я уже собирался вам докладывать. У нас тут просьба. Нам раб сила нужна. Позвоните командующему войсками, пусть хоть тысячу солдат выделит на уборку урожая. Надо процент выполнения сдачи зерна выполнить. На сколько? Я думаю на двести процентов. Много? почему, товарищ Затычко? Ах, простите: Дырко Затычко, оговорился, извините, конечно. Наш афторитет - это и ваш афторитет, поймите это. Мне вам перезвонить к вечеру? Можно к осени. Хорошо, слушаюсь.

Тарас Харитонович стоял, раскрыв рот. Он всякое видел в жизни, но чтоб сам первый секретарь области, у которого больше власти, чем у всех царей вместе взятых, звонил в какой-то колхоз, расположенный в тьму тараканьи, такого он еще не встречал ни разу в своей жизни. Даже когда он у бункера стоял - такого не было. Правда, Леонид Ильич иногда чихал довольно громко, но не выходил при этом из бункера и потому это несравнимо с тем, что он сегодня, только что звонил в колхоз.

– Ну, вот раб силой мы к осени обеспечены. Давай срочно собрание для принятия повышенных социалистических обязательств. Надо красиво оформить, записать: принято единогласно на общем собрании колхозников и послать Ильичу. Ордена так просто не даются, ты не думай,- наставительно сказал Юхимович.

6

Общее собрание колхозников было назначено на воскресение в конце рабочего дня. На период уборки зерновых у крестьян вообще не было выходных: все ждали коммунизма, а чтоб он быстрее наступил, надо было работать каждый день с утра до ночи без выходных.

Это собрание прошло организованно и быстро. Некогда было толкать речухи, да мусолить эти социалистические обязательства: их приняли единогласно. Тем не менее, собрание бурлило. Все задавили один и тот же вопрос: сколько вагонов чернозема собирается закупить Москва? Она заплатит деньгами или рассчитается одним трахтором?

Тарас Харитонович и Андрей Юхимович пожимали плечами и вопросительно поглядывали друг на друга.

– Кто распустил такой реакционный слух, выдь на сцену и покажись перед честным народом?
– сказал Юхимович и стукнул кулаком по столу, так что графин с водой подпрыгнул.

– Ты, Юхимович, не дури, - сказал тракторист Разливайко, - ты сам с лопатой в поле ездил грунт показывать представителю Москвы? Так, чи ни? Признавайся, не то мы твою Одарку сюды вытащим.

Тарас Харитонович побледнел от ужаса.

– Все, мы разоблачены, Юхимович, выручай, ради Бога, - шепнул он парторгу на ухо.

– Да, я ездил, - мужественно признался Юхимович.
– Ну, и что из этого? Ездил, так ездил. Товарищ действительно приезжал. Но Москва прислала товарища фотографировать урожай пшеницы, но не грунт исследовать. А что касаемо лопаты, то действительно я брал лопату. Мало ли что в дороге может случиться. И случилось таки. Чуть свернули с утоптанной дороги, - колеса в землю погрузились, пришлось откапывать. Признаюсь: виноват, малость. Дома пошутил, что едем, грунт исследовать, я не знал, что бабы такие языкатые: из мухи слона сделают; а среди них и моя супруга Одарка. Вот и поползли слухи...Я виноват только в том, что как член Ленинской партии, не сумел воспитать свою супругу в духе марксизма-ленинизма: она не может хранить ни государственную тайну, ни семейную. Каюсь, товарищи.

– Что-то больно фитография на подделку смахивает, - сказала одна старуха из зала, - рази могло так быть, чтобы дохлые колоски пшеницы были выше головы нашего любимого преседателя? Ну-кась, подымись, Харитоныч!

Тарас Харитонович, ни о чем не думая, встал.

– Вон здоровяк какой! Да ты выше ентих колосков в два раза, - продолжала старуха Фрося, не унимаясь.
– Али ты на коленях стоял, когда ентот москаль фитоаппаратом клацал?

Тарас Харитонович побледнел. В его голове мгновенно возник план самозащиты. Он уже открыл, было рот, но Андрей Юхимович отстранил его рукой и сказал:

– Товарищи колхозники! я вижу: наш патриотизм опустился до нуля. Партия заботится не только о престиже страны, но и о нашем колхозе, на базе которого, будет разворачиваться строительство коммунизма, а вы начинаете выискивать блох в чистом белье! к чему это? Да знаете ли вы, что газета "Правда" продается на улицах Лондона, Парижа, Рима и Вашингтона? Угнетенные народы этих стран смотрят на фотографию, видят такой урожай в нашем селе, в Николаевке и у них слюнки текут, а может быть и слезы. Такие же старушки, как и вы наверняка говорят: приди , Тарас Харитонович, ослобони нас от игы капитализма, стань нашим председателем и тогда и у нас получится такой урожай, и мы станем выращивать такую пшеницу, мы такие же трудящиеся, только купитулизм нам жить мешает.