В Англии положение было иное. Большой сухопутной армии в распоряжении ее господствующих классов не было. Был, правда, сильный флот, но личный состав флота, даже очень могущественного (особенно до XX века), сравнительно немногочислен, к тому же флот обычно находится в море, нередко разбросан и не может быть быстро сконцентрирован в одном месте. В силу таких своих свойств флот мало пригоден для использования во внутриполитической борьбе. В итоге господствующие классы Англии были лишены того острого оружия, с помощью которого господствующие классы континента устанавливали и поддерживали свою диктатуру. Им приходилось поэтому изыскивать иные, более тонкие и гибкие методы сохранения власти. И на протяжении веков они, действительно, выработали такие методы. Фигурально выражаясь, на континенте хозяева жизни брали в плен главным образом тело трудящихся, английские же хозяева брали в плен главным образом их душу. Два способа воздействия на массы при этом имели особенно важное значение: во-первых, культ традиций, во-вторых, культ компромисса.

Сначала о культе традиций. Это настоящая Шехразада. Приведу только два характерных примера.

В 1605 г. шотландские католики, недовольные королем Яковом I, устроили заговор и решили взорвать короля вместе со всеми депутатами в день торжественного открытия парламента. В подвалах Вестминстера были заложены бочки с порохом, и офицер Гай Фокс должен был зажечь фитиль. Заговор своевременно открыли, взрыв был предупрежден, и Гай Фокс вместе со своими единомышленниками поплатились жизнью. С тех пор прошло свыше 300 лет, и сейчас даже ни один сумасшедший не помышляет о взрыве парламента. Тем не менее вплоть до настоящего дня в начале каждой парламентской сессии стража палаты общин спускается в подвалы Вестминстера и осматривает их с фонарями, чтобы убедиться, что там не лежит никакой пороховой бочки. Зачем? Только по традиции. И если вы зададите по этому поводу недоуменный вопрос англичанину, он с улыбкой ответит: «А что тут плохого? Это так красочно и занятно».

Другой пример. В начале XIX в. зал палаты общий имел 450 мест. Это соответствовало числу депутатов в XVII столетии. К началу прошлого века количество членов палаты поднялось до 600, и в дни больших заседаний многим из них приходилось сидеть на галереях или толпиться в проходах. Казалось бы, зал заседании следовало расширить, но нет! Во имя традиции здание не хотели перестраивать. Мирились с неудобствами и терпели. В 1837 г. и Лондоне произошел большой пожар, и старый парламент сгорел. Построили новое здание парламента, то самое, которое сейчас возвышается на берегу Темзы. Казалось бы, при этой оказии зал палаты общин должен был быть, наконец, перестроен и приспособлен к наличному числу депутатов? Ничего подобного! Новый зал во имя традиции был возведен, как точная копия старого, и в нем опять имелось только 450 мест. Так осталось до настоящего дня, хотя сейчас общее число депутатов возросло до 707. Спросите англичанина, хорошо ли это, и он вам с серьезным видом ответит: «Так приятно ходить по стопам предков».

Подобных примеров можно было бы привести очень много, но это едва ли необходимо. Культ традиций насквозь проникает английскую жизнь. И поскольку он имеет всеобщий характер, то наряду с различными политическими и бытовыми курьезами поддерживает также институты и отношения, давно пережившие себя, но почему-либо выгодные для господствующих классов… Ну, скажем, палату лордов или религиозные предрассудки масс. Разве неизвестно, что в Англии опять-таки по традиции сохраняют юридическую силу тысячи старых, переживших себя, изданных в прошлые века законов? Правда, в обычное время эти законы спокойно лежат на полках. Однако в определенные моменты, особенно, когда господствующим классам надо ущемить пролетариат, в заржавленном юридическом арсенале минувшего всегда находится какая-нибудь подходящая к случаю средневековая пищаль или секира, которая пускается в ход против рабочего класса.

В интересах справедливости{26} должен сказать, что этот культ традиций не является целиком продуктом сознательного расчета господствующих классов. Несомненно, большую роль в его создании сыграл тот факт, что в течение 900 лет Англия не знала иностранных нашествий. Поэтому здесь преемственность была более крепкой, чем в других европейских странах. Таков объективный фактор. Однако господствующие классы уже давно поняли вытекающие для них отсюда политические выгоды и стали сознательно канонизировать культ традиций. Они окружили его восхищением и любовью, они курили ему фимиам и провозглашали одним из важнейших устоев английской жизни. И со своей точки зрения господствующие классы были правы: культ традиций оказывал и до сих пор оказывает им неоценимые услуги.

Теперь о культе компромисса. Он сложился тоже в ходе столетий, но стал особенно всемогущим после революции XVII в. и после потери Англией в конце XVIII в. своих американских колоний. Конечно, было бы неправильно представлять себе, что господствующие классы всегда охотно шли навстречу требованиям масс. Ничего подобного! Господствующие классы всегда упрямо, очень упрямо, не останавливаясь перед пролитием крови, отстаивали свои привилегии и подчас доводили массы до грани открытого восстания… Вот именно: до грани! Однако после Кромвеля, они никогда не переходили этой грани и не ставили массы в такое положение, когда единственным выходом для них оставалась бы революция. В самый последний момент, за пять минут до взрыва, они делали уступки, конечно, минимальные уступки, но все-таки такие, чтобы по крайней мере на время можно было обломить острие назревшего конфликта.

«Вовремя» и в «надлежащих размерах» — таковы были два тактических принципа, которыми руководствовались господствующие классы, когда на каком-либо опасном историческом зигзаге они делали ставший неизбежным поворот. К этому сводилась суть их политической мудрости. И надо откровенно сказать, на протяжении последних двух с половиной веков они достигли тут большого искусства и заработали для себя немало политического капитала. Для иллюстрации приведу опять-таки два примера.

Первый пример — борьба за избирательное право в парламент. Начало XIX в. ознаменовалось ожесточенной кампанией за реформу старой избирательной системы, приводившей к засилию помещиков в палате общин. Широкие круги буржуазии, вплоть до самой крупной, а также массы только что пробуждавшихся к сознательной жизни рабочих требовали права голоса при выборах в парламент. Движение за избирательную реформу с каждым годом становилось все более бурным и стремительным. После июльской революции 1830 г. во Франции оно приняло такие формы и размеры, что в воздухе запахло открытым восстанием. Струна была натянута до последней степени, казалось, еще момент и она лопнет. Помещики-феодалы поняли опасность, и в 1832 г. был проведен известный «билль о реформе», который сразу изменил положение и устранил опасность революции.

Но как? Чисто по-английски. Новый избирательный закон вовсе не удовлетворял требований масс. Старый закон предоставлял избирательное право 5 % населения, новый — 7 %. Крупная буржуазия была удовлетворена. Пролетариат по-прежнему остался за бортом парламента. Но своей тактикой помещики-феодалы разбили единство, господствовавшее до того в лагере их противников, привлекли на свою сторону более умеренные элементы среди сторонников реформы и оттянули на долгие годы предоставление избирательного права рабочим. Только реформы 1867 и 1885 гг., принятые опять-таки потому, что на политическом горизонте стали вновь скопляться грозовые тучи, допустили к избирательной урне верхний слой пролетариата и фермерства, чернорабочим же в этом отказано даже сейчас. А конечный результат? Конечный результат тот, что благодаря тактике компромисса, реализованного «вовремя» и в «надлежащих размерах», английским господствующим классам удалось задержать введение демократического избирательного права вплоть до настоящего дня [96] .