«Спаси меня Торган! Вставай! Вставай, или я дам тебе лягушачьи лапы!»

Пытаясь во время падения защитить узел с каменными свитками, Фаваронас заработал разбитую верхнюю губу.

«Ты идешь слишком быстро», — пожаловался он, придавая голосу (что было несложно) горестные нотки. — «Зачем такая спешка? С охотником за головами покончено, и воинов Беседующего нет нигде поблизости».

«Я потерял слишком много времени, играя в кошки-мышки с наемным убийцей Сахима. Я собираюсь с рассветом быть там». — Сейчас был полдень. — «Будешь ли ты все еще жив к тому времени, эльфийское отродье, целиком зависит от тебя!"

Он однажды уже использовал этот эпитет, и Фаваронас все еще не понимал смысла. Конечно же, он был потомком эльфов, как и Фитерус. Но, может быть, один из родителей колдуна был человеком. Это бы объяснило многое. Фаваронас слышал, что полукровки были беспокойными, жестокими существами.

Он мучительно вскарабкался обратно по крутому склону. Когда его глаза поднялись до уровня земли, в сантиметрах от его лица оказались худые замотанные тряпками сандалии колдуна, выставляя на обзор левую ногу Фитеруса. Фаваронас открыл рот.

На ноге были лишь четыре пальца. Каждый оканчивался толстым загнутым вниз желтым ногтем. Ни у кого из эльфов не было подобного придатка. Как и ни у одного из тех людей, о которых слышал Фаваронас.

Фитерус резко спрятал ногу обратно под мантию. Он вытянул костлявый палец, указывая на Фаваронаса. Тотчас архивариус почувствовал, как его губы сомкнулись. Взмах руки к лицу, и он издал невнятный крик. Его пальцы наткнулись лишь на гладкую кожу между носом и подбородком. Его губы были не просто запечатаны, они пропали!

«Если не хочешь потерять и свои уши, молчи. И вылезай».

Развернувшись, колдун погрузился в заросли шалфея высотой по пояс. Со смертью Робина, не было причины прятать свои следы или шагать поверх растительности.

Цепляясь за край оврага, ученый выполз наружу и поспешил вдогонку. Его дыхание со свистом вырывалось из носа. Его зубы и язык были все еще на месте, но запечатаны. Ужас грозил захлестнуть его, но Фаваронас говорил себе, что то, что колдун убрал, он сможет и вернуть. Тот заявлял, что хотел бы, чтобы Фаваронас прочел ему каменные свитки, но ни разу еще не попросил об этом. Его спешка добраться до восточных гор вытеснила все остальное.

Словно читая мысли своего пленника, Фитерус снова указал на него, и, внезапно, рот Фаваронаса вернулся на место. Колдун велел ему читать, пока шел.

Фаваронас широко растянул рот и облизал губы. — «Свитки не откроются при таком сильном солнечном свете», — предупредил он.

«Ты — ученый. Уверен, у тебя есть переводы».

Фаваронас и в самом деле начал делать рукописную копию текста. Он вытянул пачку страниц из внутреннего кармана своей сумки. Пергамент был исписан убористым почерком, выработанным им за годы службы у Беседующего.

Он начал с пояснения. — «Цилиндры пронумерованы, но они не по порядку. Самое маленькое число, которое у меня есть, 594. Текст начинается с середины фразы: ‘наш всемилостивый владыка, Ом. хед. тон. дак (Отец, Который Не Сделал Своих Детей), встал на, гм-м, горном склоне, чтобы попрощаться. Он не мог коснуться почвы этого места, не вызвав смерть. — “Дети мои”, — сказал он, — «стойко переносите свое изгнание. Постройте не остров, а крепость. В свое время я вернусь и освобожу вас»’.

«Он так и не вернулся».

Фитерус не стал развивать дальше этот горький комментарий, а на какое-то время остановился, чтобы расчистить путь перед ними. Заросли шалфея стали столь плотными, что их продвижение замедлилось до черепашьего шага. Когда волшебник распростер руки, густые кусты раздвинулись, словно прореженные косой. Они снова двинулись в путь, и Фаваронас продолжил.

«Отец поднялся на ветре и улетел в…» — Фаваронас нахмурился. — «Южную страну? На родину? "Место, на котором он стоял, называлось Ро. биск. ро.пил "”.

Фаваронасу не давался перевод этой аббревиатуры. Фитерус невозмутимо дал его. — «Росай бискара ролофассос пилмэни».

Пилмэни означало лестницу. Фаваронас пробормотал: «Лестница Дальнего Видения?»

Фитерус обернулся и оказался лицом к нему. Хотя обрез капюшона находился лишь в паре метров, Фаваронас мало что мог разглядеть в его глубокой тени, кроме слабого намека на лицо. — «Это наша конечная точка».

«Ты — это он, Отец, Который Не Сделал Своих Детей?»