Совершенно четко ясно, после этого Генпрокуратура стала действовать именно таким образом, они очень хорошо знают, как давление наращивать. Они отобрали мой дом, который я снимал много лет, где я жил с семьей, где дети мои жили, потом они стали другие какие-то вещи делать, и уже не помню, я это все записал в показаниях, как они это давление усиливали. Они опять открыли расследование, они стали вызывать меня в Генпрокуратуру, и, наконец, они вручили мне ордер на арест, но это произошло немного позже.

Нет, вернее, не вручили мне, а выдали ордер на мой арест. Да, в ноябре 2000 года меня вызвали на допрос в Генпрокуратуру. Но в тот момент я уже был за границей.

В.: 30 октября заместитель генпрокурора господин Колмогоров заявил в интервью по телевизору в России, что вас обвиняют в мошенничестве, связанном с «Аэрофлотом», не так ли? Это было объявлено 30-го… Когда господин Колмогоров дал это интервью, он также сказал, что он предлагал обвинить господина Глушкова. Таким образом, вы знали во время встречи в Ле Бурже уже в течение пяти недель, что не только вас, но и господина Глушкова собираются преследовать уголовно?

О.: Да, я знал.

В.: И если они обвиняют господина Глушкова, это значит, что они собирались его арестовать, не так ли?

О.: Но вы же знаете практику действия российского КГБ… Если они приглашают кого-то… вызывают кого-то на допрос, обычная практика, что в тот же день человека арестовывают. И я действительно волновался, что Глушков, с одной стороны, не последовал моему совету, и он понимал, что он может стать заложником. Вот об этом я волновался.

В.: В середине ноября ваша газета «Коммерсантъ» напечатала материал о том, когда господина Глушкова должны были арестовать. Вы помните это?

О.: Я сейчас в точности это не помню.

В.: Во время встречи в Ле Бурже вы и все остальные, приближенные к господину Глушкову, уже знали, не так ли, что дата, установленная на допрос господина Глушкова в Генпрокуратуре, была 7 декабря, не так ли?

О.: Да.

В.: И я предполагаю, что вы также знали, что господину Глушкову дал понять друг в секретных службах, что это может произойти. Так он говорит в своих показаниях.

О.: Но тут очень-очень важный момент, детали очень важны, поскольку я знаю, что Глушков, он в костюме пришел на допрос, он не пришел с сумкой, готовый идти в тюрьму, это очень важно. Когда Бадри с Патрушевым встречался, когда его пригласили, когда они его пригласили прийти вместе к президенту на встречу, вы помните, госпожа судья, мы обсуждали, он взял с собой свитер, он взял с собой тренировочные брюки, он готовился к тому, что его арестуют. А Глушков не был готов к тому, что его арестуют.

В.: Но пока что вы даете два ответа на этот вопрос; один раз вы сказали, что вы знали, что его собирались арестовать 7-го, а сейчас вы говорите, что не знали.

О.: Определенно, нет. Если бы я так думал, почему мне задавать вопрос Абрамовичу, если я уже знал? Я знал, что Глушкова вызывали на следующий день, это – да, я знал. Господин Сампшн, позвольте мне закончить. Значит, он уже был вызван, и я был совершенно не уверен, как я пытаюсь объяснить, госпожа судья, я совершенно не был уверен, я бы не задавал этот вопрос, или по крайней мере…

Даже у Абрамовича были по этому поводу сомнения больше, чем у меня. Да, я абсолютно не был проинформирован, как Абрамович. Я не был проинформирован в такой же степени, как Абрамович, если у него были сомнения… он создал неясность, вот он говорит в своем ответе: «Думаю, нет» (не арестуют). И это показывает, что он знал об этом гораздо лучше, поскольку он был в Москве, он был экспертом, я – нет, я уже сказал, что Глушков к этой встрече готовился, он пришел в костюме, никто, кто собирается быть арестованным, не приходит в костюме на встречу в прокуратуру.

В.: Посмотрите на то, что вы записали в комментарии ваших свидетельских показаний: «Я и все близкие господина Глушкова знали, что если он вызывается в Генпрокуратуру на допрос 7 декабря 2000 года, и это обычная практика в России – арестовывать людей прямо на месте». Вы это знали?

О.: Да, я знал, что на следующий день он будет в офисе Генпрокуратуры.

В.: Господин Березовский, Глушков в своих показаниях сказал, что 13 ноября было объявлено в «Коммерсанте», что он будет арестован на допросе, и он говорит после этого: «Я знал, что меня арестуют и задержат». То есть вы не сомневаетесь в показаниях господина Глушкова о том, что он знал сам, нет?

О.: Нет, господин Глушков сам писал свои показания, я за него их не писал, я не видел его показаний, и насколько я знаю, мое четкое понимание – это то, что там Глушков пишет сейчас, что бы он там ни писал, у меня было совершенно другое понимание, противоположное. Глушков не исключал, что его арестуют, он не знал, что его арестуют.

В.: Господин Березовский, если бы генпрокурор объявил о своем намерении предъявить обвинение Глушкову за пять недель до вашей встречи в Ле Бурже и если вы уже знали, как вы показали, что он собирался быть арестован, тогда встреча в Ле Бурже не имела никакого отношения к его аресту 7 декабря.