В.: То есть вы пытаетесь сейчас сказать, что вы были друзьями, на дружеской ноге с господином Примаковым в 1998–1999 годах?

О.: Да, это звучит смешно, но действительно это так. Я был одним из тех, кто обсуждал с президентом Ельциным кризис 1998 года, это было пересечение экономического и политического кризисов. Все знали, что Примаков левак, может быть, не коммунист, но очень близок к коммунистам. А с другой стороны, у нас просто не было выбора в то время, поскольку нужно было снизить политический и экономический кризисы одновременно. И я был тем человеком, который общался с Примаковым, который мог попросить его принять предложение президента и стать премьер-министром. Как только он стал премьер-министром, он действительно разрешил кризис: политический и финансовый. Многие люди в Думе, в российском парламенте просто ненавидели Ельцина, и они пытались даже сделать импичмент для Ельцина. И Примаков был именно тем человеком, который мог лавировать между демократами и коммунистами. Он был очень правильным человеком как раз на тот момент. Но когда он поменял свою позицию и стал бороться против бизнеса, тогда мы стали врагами.

Г-н Сампшн: В 1999 году вы описывали, как вы стали одной из основных мишеней для господина Примакова.

О.: Да, вы совершенно правы. Да, то есть мы стали врагами.

В.: И он действительно добился того, чтобы вас уволили как исполнительного секретаря СНГ.

О.: Не он сам, а он заставил Ельцина меня уволить.

В.: И в результате ваших разногласий с господином Примаковым вы стали жертвой уголовного расследования и рейдов милиции.

О.: Да, в отношении «Аэрофлота», это все началось еще до Примакова, до того как он пришел к власти.

В.: То есть эти расследования периодически велись.

О.: Да, много раз… Путин…

В.: В январе 1999 года, когда вы разругались с господином Примаковым, генпрокурор открыл расследование того, что вы и господин Глушков якобы растратили деньги «Аэрофлота».

О.: Верно.

В.: 26 апреля вас проинтервьюировал специальный следователь из Генпрокуратуры?

О.: Да.

В.: И вам предъявили обвинение в нарушении валютного режима и отмывании денег?

О.: Да, верно.

В.: 26 апреля 1999 года.

О.: Точную дату не помню.

В.: 12 мая 1999 года Примаков был уволен с поста премьер-министра Ельциным, не так ли?

О.: Да, это верно.

В.: Это широко отражалось в прессе в то время. И вы сыграли значительную роль в его увольнении?

О.: Да, совершенно верно.

В.: После того как вам предъявили обвинение в валютных нарушениях и отмывании денег, вы пошли на встречу с Юмашевым, не так ли?

О.: Нет, когда меня допросила Генпрокуратура, в тот же день я вышел из офиса, и там было много журналистов. Я дал интервью, и я совершенно откровенно сказал, что это Примаков, который пытается прижать бизнес-круги, и так далее. И когда я вернулся в свой клуб «ЛогоВАЗ», в офис, мне звонит Черномырдин, бывший премьер-министр, говорит: «Борис, приди, пожалуйста, на встречу с Примаковым, поскольку он не согласен с тем, что ты сказал в своем интервью».

Я прыгаю в машину, через полчаса я в Белом доме. Там стоит Черномырдин, который меня ждет, и вместе мы пошли в офис Примакова. Примаков сказал: «Борис, ты совершенно не прав! Я никогда не пытался убедить генпрокурора это дело открыть». Но я представил ему документ, который лежал у меня в кармане, когда он собственноручно написал записку. Он попросил генпрокурора открыть дело против компании. Это было полностью незаконно, поскольку у него не было власти, не было полномочий влиять на другой институт власти. И я ему сказал: «После этого момента мы стали врагами». Да, я совершенно четко сказал людям из моего близкого круга, включая господина Юмашева, что Примаков даже на закон не обращает внимания, даже на право. И это было одной из тех причин, которая действительно повлияла на отставку Примакова.

В.: Встречались ли вы в апреле 1999 года с господином Юмашевым и пытались ли вы убедить его заставить президента уволить Примакова?

О.: Вполне возможно. Я не могу этого исключить.

Госпожа судья, если позволите, две минуты, я просто хочу пояснить. Насколько я понимаю, идея господина Сампшна в том, что я боялся, что меня арестуют за мошенничество или что-то еще. И поэтому я пытался уволить господина Примакова. Я просто хочу привести пример, когда в 2000 году я уже не был в хороших отношениях с нашим президентом, я имею в виду Путина. Я добровольно ушел с позиции депутата парламента, несмотря на то что у меня была депутатская неприкосновенность. Просто хочу сказать, я не боюсь Примакова. Поверьте, это совсем не та причина, по которой я пытался убедить президента его уволить. Я признавал, что он действительно опасен не для меня лично, для страны! Это была единственная причина, по которой я пытался убедить президента сделать этот шаг.

Г-н Сампшн: Этот инцидент потрясающе характеризует вашу политическую власть, то, насколько влиятельным вы были на том этапе.

О.: Я думаю, что это демонстрирует то, что мы обсуждали с самого начала. То, что у меня была власть, у меня была способность убеждать людей и объяснять им, используя логические аргументы. Вы имеете в виду «влиятелен» в плане того, что я давал взятки людям? Нет. Это не взятки, не подкуп, это мои убеждения, вера в то, что я делал. Именно это влияло на людей.

В.: Будет ли справедливо сказать, что в течение года после мая 1999 года вы были на вершине политического влияния в России, на пике в период после отставки Примакова?

О.: Ну, не могу сказать, я просто не могу это оценить. Я просто был рад, что президент принял такое решение. Не только я помог ему принять такое решение, странно сказать, но господин Путин также ему помогал принять такое решение. Поскольку, как вы хорошо знаете, две основных мишени Примакова – это были Путин как глава ФСБ и я. И за Путина как за главу ФСБ Примаков тоже взялся, потому что Примаков сам хотел быть главой ФСБ. Занять его должность. Именно по этой причине мы стали очень близки с Путиным.