Некоторые критики, в частности журналистка Френсис Стонор Сондерс в книге «Кто заказывал музыку?» [Who Paid the Piper?], брезгливо сморщились, поскольку Оруэлл не обошел вниманием и национальную принадлежность, и то, что сегодня именуют «сексуальными предпочтениями». Исаак Дойчер назван «польским евреем», однако он и на самом деле был польским евреем. А вместе с тем о Луисе Адамиче сказано – почему бы и нет? – «родился в Словении, [а] не [в] Хорватии». Переменчивого, словно Протей, Конни Циллиакуса, фигуру в свое время крайне влиятельную, Оруэлл идентифицировать так и не смог и, выражая сомнение, вопрошает: «Финн? Еврей?» (оба варианта верны).

Должен признаться, я громко рассмеялся, прочитав, что Стивен Спендер назван лишь имеющим «склонность к гомосексуальности», а Том Драйберг – всего-навсего «гомосексуалистом». Госпожа Сондерс сквозь зубы процедила, что в те дни подобного рода обвинения могли доставить немало неприятностей. Может, и так, но только не в британской секретной службе и не в МИДе.

Обожавшего Сталина шотландского поэта Хью Макдиармида Оруэлл назвал «крайне антианглийским». Мой друг Перри Андерсон, главный редактор «Нью лефт ревью», тоже готов был ринуться в драку, пока я не показал ему энциклопедию «Кто есть кто», где Макдиармид назвал «англофобию» своим любимым досугом. Это тот самый Перри Андерсон, в чьей опубликованной в 1968 году в «Нью лефт ревью» работе «Компоненты национальной культуры» содержалась таблица с указанием этнических и национальных корней эмигрантской интеллигенции в Великобритании эпохи холодной войны, начиная с Льюиса Нэмира, Исайи Берлина, Эрнста Гомбриха и Бронислава Малиновского и кончая Карлом Поппером, Мелани Кляйн и, разумеется, Исааком Дойчером. Эту таблицу он перепечатал в своей книге 1992 года «Английские вопросы». И оба раза я его защищал. Подобное стоит знать.

В списке есть отдельные перегибы, так, Поль Робсон назван «ярым антибелым». Однако в остальном даже сравнительно осторожные суждения об американцах весьма проницательны. Генри Уоллес, редактор «Нью репаблик», смягчив линию журнала по отношению к Сталину, вынудил Оруэлла прекратить сотрудничество с этим изданием. А президентская кампания Уоллеса 1948 года своей опорой на коммунистическую партию и ее организации уничтожила и скомпрометировала американских левых на поколение вперед. Давние критики администрации Трумэна с левого фланга – в частности, И. Ф. Стоун – проявили достаточно интеллектуального и морального мужества, указывая на это еще в те времена.

Этот тривиальный эпизод враги Оруэлла усиленно раздувают как последний шанс очернить его правоту. Важно не забывать главного: ДИИ не интересовался и не занимался контрразведкой, а хотел лишь набрать убежденных социалистов и социал-демократов; от частного мнения Оруэлла никто не мог бы пострадать и не пострадал, и «приватно» он не говорил ничего из того, что не заявил бы публично. Также Оруэлл не знал лично большинство людей из «списка». Это важно, поскольку «стукачом» или подсадной уткой с полным основанием можно назвать лишь того, кто предает друзей или коллег в надежде на сделку с правосудием или иные выгоды. Под это определение никоим образом не подпадают оруэлловские оценки конгрессмена Клода Пеппера или вице-президента Уоллеса. Их карьере они повредить не могли – и не повредили. И ни одну запись в «списке» по язвительности и рядом не поставить с опубликованным в печати вызовом Оруэлла профессору Дж. Д. Берналу и другим редакторам «Модерн квортерли» – он желал узнать, убежденные они агенты Сталина или нет.

Как раз тогда в Германии американские офицеры конфисковывали, сжигали прямо на месте или передавали советским союзникам нелегально распространявшиеся издания «Скотного двора» Оруэлла. Писателю было действительно нелегко отстаивать независимость в противостоянии одновременно и со сталинизмом, и с западным империализмом. Но, во всяком случае, именно тупоумие государства помогало Оруэллу всю жизнь оставаться только жертвой, но никак не слугой. Заигрывавшему со Сталиным почти десять лет МИДу Великобритании в середине 1940-х годов неожиданно потребовался антисталинский запал. И в поисках надежных и честных писателей обратиться оказалось некуда, кроме левой газеты «Трибьюн». Не самый позорный момент в анналах британского социализма, как в ближней, так и в отдаленной исторической перспективе. И, кроме того, это одна из причин отсутствия в Великобритании как массового страха оказаться в стане неугодных, так и самой чистки в духе сенатора Маккарти. И сталинскому, и консервативному «предательству интеллектуалов» постоянно противодействовали такие группы, как «Комитет в защиту свободы». Никому посмертно не лишить Оруэлла его заслуг как борца за утверждение и сохранение традиций подлинной свободы мысли.

Еще задолго до осени 2001 года западные читатели и критики были заняты интенсивными поисками писателя-романиста, драгомана и проводника на Восток. Отчасти тогда (да и сейчас) это диктовалось стремлением в очередной раз увериться в своей правоте. Все рассчитывали (рассчитывают и сейчас) отыскать некий «голосовой ответчик», достаточно ироничный и рациональный, настроенный больше на повседневность, чем на сверхъестественное, который принимал бы сигналы от самокритичных американцев и европейцев и в доходчивой форме ретранслировал бы их по назначению. Отсюда и популярность египтянина Нагиба Махфуза [39] , который в своем каирском «литкафе» видится почти что «одним из нас» – в особенности после того, как обезумевший фундаменталист пырнул его ножом в затылок. Куда меньше шума вокруг менее сговорчивых писателей секулярного толка, таких как Абдельрахман Mуниф, автор пенталогии «Соляные города» («Cities of Salt»), или проживающий в Израиле палестинский прозаик Эмиль Хабиби, чей роман «Саид-пессоптимист» («Saeed the Pessoptimist») стал любимой книгой многих палестинцев (и кто удостоился национальной премии Израиля за лучшее произведение на иврите). В некоторых аспектах эти двое – строго говоря, не совсем и мусульмане.

Орхан Памук – склонный к миросозерцанию уроженец Стамбула, три года проживший в Нью-Йорке, какое-то время уже обсуждался в качестве кандидатуры на пост двустороннего толкователя-ретранслятора. Турция географически и исторически испокон веку служила «мостиком» между Западом и Востоком, и хотелось бы мне прочесть в какой-нибудь западной газете статью, которая не использовала бы эту оптимистичную метафору. (Не могу, правда, с определенностью утверждать, сколько «восточных» газет и теле- и радиостанций ее используют). Предыдущим романом «Меня зовут Красный» сам Орхан Памук как бы официально закрепил эту позицию, подробно остановившись на интерпретации исламского и западного в «постмодернистском» стиле, то есть сделав упор на тексте и подаче образов. После 9 сентября Памук стал первым, на ком «Нью-Йорк ревью oф букс» остановила выбор по причине достаточно скромных, если не сказать бесцветных эссе, в которых их автор не скрывал потрясения от ужасов и жестокостей и увещевал Запад не забывать о презренных мира сего. В Турции он высказывался за права курдов, а однажды отказался от государственной литературной премии. Кое-кто из его коллег-секуляристов посчитал, что Памук слишком уж рьяно выражает готовность «уравновесить» критику в адрес кемалистов и военных, выступающих в роли гарантов секуляризма в Турции.

В речи Буша, в которой он обращается к новым членам НАТО, произнесенной в Стамбуле в июне [40] , кто-то из спичрайтеров американского президента догадался вставить в его речь цитату Памука о том, что, мол, самый живописный вид на Стамбул открывается не с азиатского и не с европейского берега, а – конечно же – с моста, «эти берега соединяющего». И самое важное, продолжал президент Буш цитировать Памука, «не столкновение сторон, цивилизаций, культур Запада и Востока». Нет, нет, самое важное – признать, что «другие люди других континентов и цивилизаций» – «в точности такие же, как и ты сам». De te fabula narratur [41] , короче говоря.