Шрифт:
— Как ты держишься? Выглядишь ужасно. Ты что, совсем наплевал на себя? — Вот оно, заботливое сердце и никакого фильтра во всей красе.
Я пожимаю плечами. Я не могу ей врать. Она учует ложь, как гончая.
— Как дети? — покачав головой, продолжает Джастин.
— Они живут в Сиэтле с Мирандой.
Джастин обескуражено смотрит на меня, а потом у нее округляются глаза.
— Что? — Она не просит повторить сказанное; это выражение шока.
— Да, — киваю я. — Она сфабриковала против меня дело и несколько месяцев назад забрала моих детей. С тех пор я ни разу не видел их и лишь изредка разговариваю с ними. — Я тяжело сглатываю, потому что еще ни разу и ни с кем не говорил об этом, не считая самого себя, когда напиваюсь.
— Я никогда не могла понять, почему такой мужчина как ты, сошелся с подобной женщиной.
— Что вы имеете в виду?
Она по-матерински смотрит на меня и отвечает:
— Ты хороший человек. А она нет. Вы как вода и масло — не должны были смешиваться.
— Она подарила мне трех прекрасных детей. — Я не защищаю Миранду, по крайней мере это — правда.
Джастин прикусывает губу и задумчиво смотрит поверх моего плеча. В ее голове крутится что-то важное, но она не решается произнести этого вслух. Когда мы снова встречаемся взглядами, ее рот сжимается в тонкую линию.
— Не мог бы ты дать мне свой адрес, Шеймус?
— Зачем? — недоуменно спрашиваю я.
В ее глазах сквозит твердая решимость и грусть.
— Я хочу написать тебе письмо, — произносит она, как будто это отвечает на все вопросы. Но, не дождавшись от меня ответа, продолжает: — Ты должен кое-что узнать.
Я ничего не понимаю, но внутри уже начинает все скручиваться.
— Расскажите мне, — убеждаю я ее. Мой голос звучит гораздо увереннее, чем я себя чувствую.
Джастин улыбается и удрученно качает головой.
— Я не могу. Может, у меня и каменное сердце, но я знаю, что такое сострадание и жалость. Ты должен узнать об этом в одиночестве, а не перед входом в продуктовый магазин. Ты заслуживаешь этого.
— Расскажите мне, — умоляю я ее.
Она делает глубокий вдох и хмуро смотрит на меня.
— Я не… — Мне кажется, что на этом Джастин и закончит, но она продолжает: — хочу видеть твою реакцию. Я не хочу быть той, кто причинит тебе боль, Шеймус.
— Но вы всего лишь человек, который принесет плохие новости.
— Это не важно. Человек, который приносит плохие новости, всегда поглощает в себя ударную волную эмоций. А я не хочу этого. Прости, Шеймус. Так как насчет адреса?
Я вытаскиваю их кармана чек за бензин и, написав на оборотной стороне адрес, вручаю его Джастин.
Она аккуратно сгибает его пополам и убирает в сумку, а потом протягивает мне руку.
Я принимаю ее пожатие и легкое поглаживание ладони. Я знаю, что это извинение.
— Береги себя, Шеймус. Твои дети должны жить с тобой. Постарайся найти выход. А главное верь.
Я молчу. Я просто не могу ничего сказать. Отпустив мою ладонь, Джастин заходит в магазин. Я слишком плохо себя чувствую, чтобы покупать соленые огурчики, поэтому разворачиваюсь и возвращаюсь в машину.
А потом еду домой и жду письмо, которое должно разбить мне сердце.
Снова.
Глава 37
Спрессованные волокна целлюлозы и плохие намерения
Шеймус
Настоящее
Два дня спустя я стою на коврике и вытаскиваю из почтового ящика рядом с дверью три конверта.
В первом — счет за телефон.
— Следующий, — громко произношу я, будто это каким-то образом уничтожит само существование документа.
Во втором конверте — флаер из китайского ресторана вниз по улице. У меня начинают течь слюнки при виде изображения курицы в кунжутном соусе, но потом я вспоминаю, что их еда на вкус как дерьмо и совершенно неаппетитная.
— Следующий, — говорю я, сглатывая неприятное воспоминание об отвратительной пище, которую мне довелось попробовать несколько недель назад.
Третий.
Третий конверт — это…
Я роняю конверты на пол, как будто слова, написанные на спрессованных волокнах целлюлозы, уже известили мои ладони о своих плохих намерениях.
Моя почта теперь лежит на коврике между буквами «W» и «E» — «МЫ».
На меня хмуро смотрят буквы из письма, каждая из которых была выдавлена на бумаге с одной целью. Они пугают меня.
«МЫ». Я не могу прочитать это письмо без Фейт.
Не раздумывая, я поднимаю его и, спустившись по лестнице, стучусь в ее дверь.