Потому что он святой.

А быть достойной святого просто невозможно.

Он не опровергает мои слова. И не спорит. Шеймус встает, допивает остатки пива и, бросив бутылку на пол к остальным, идет в сторону коридора. Перед тем, как повернуть за угол, он оборачивается и смотрит на меня так, что во мне поднимается буря эмоций.

— Он никогда не будет любить тебя так, как я, — наконец произносит Шеймус хриплым отчетливым голосом. Я уже и забыла, как мне нравился его голос, когда мы только начали встречаться. В первый раз, когда он заговорил, у меня запорхали в животе бабочки.

Сказав это, Шеймус развернулся и ушел.

А я почувствовала, что наша двенадцатилетняя связь разорвалась, как резиновая лента.

Вот и еще один фак от Вселенной. Я так и слышу, что она опять смеется надо мной.

Глава 33

Дым, вызывающий удушье

Шеймус

Настоящее

Проходит месяц.

Ко мне вернулось зрение. Не такое хорошее, как раньше, но я не жалуюсь. В ногах появилась чувствительность и онемение сменилось покалыванием, болью и быстрой усталостью. Из-за отсутствия аппетита я много потерял в весе и уже забыл, что такое здоровое тело и дух. Я не живу, а просто существую.

Работа превратилась в тяжкий труд. Я продолжаю заниматься с детьми и делаю все, чтобы помочь им, но мною движут обязанность и долг, а не сердце.

Вне работы я разговариваю только с миссис Л. раз в месяц, когда заношу ей чек за аренду квартиры. Она задает мне наводящие вопросы, пытаясь вывести на эмоции. Я знаю это, будучи психологом. Она настолько добра и искренне переживает, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не излить ей душу и вместо этого даю расплывчатые, уклончивые ответы.

Я скучаю по Фейт. Очень скучаю. Я привык наблюдать за тем, как она приходит и выходит из своей квартиры. Привык изучать ее манеру ходить и то, с какой грацией и непритязательной уверенностью она делает это. И я восхищаюсь этим, потому что знаю, что она — не продукт воспитания. Фейт сама обнаружила и выпестовала все это в себе. Я больше не наблюдаю за ней, потому что вскоре начал чувствовать себя сталкером. Мука от невозможности общения с ней извратила наблюдение и превратило его в запретное, полное вожделения подглядывание. А я не такой.

Каждый вечер я звоню детям. Иногда говорю с ними, но гораздо чаще мне сообщают, что это невозможно. Меня бесит, что Миранда взяла общение с детьми под свой контроль. Мою ярость можно было бы успокоить словами или разговором с человеком, которому я доверю. Вот только этот человек — Фейт. Вечерами я пытаюсь справиться со злостью с помощью спиртного и снотворного, которое прописал доктор. Но это не помогает, а лишь отключает на несколько часов сознание. Когда мне все же удается пообщаться с детьми, то я настолько счастлив, что к концу разговора чувствую себя вымотанным. Я рад до невозможности слышать их голоса, но они кажутся такими сдержанными и грустными. Это разрывает мне сердце. Раньше они говорили, что хотят домой, но время быстро обтесало их и теперь личные качества, которые делали моих детей такими уникальными, сгладились, чтобы подстроиться под льстивый, жесткий мир Миранды — мир, где не существует детства. В нем нет веселья, креативности, индивидуальности, потому что ничего из этого не поможет тебе в бездушном мире, где главное — это деньги и карьера. Рори больше не говорит с акцентом. Кира перестала мило болтать и Огурчик превратился просто в кота. А Кай все время молчит. Не потому, что занимается самоанализом, а потому что сдался.

Она высасывает из моих детей жизнь.

Я пытаюсь вести с ними разговоры на позитивной ноте, поощряю их каждым словом. Они привыкли к этому. Так было всегда, даже когда мне было плохо или голова была забита проблемами с Мирандой. Дети были моим светом, моим негасимым пламенем, которое я подпитывал каждый день… каждый час… каждую минуту, чтобы оно становилось сильнее, ярче и мощнее. Потому что именно так и поступают родители, даже не задумываясь. Именно так. Они наполняют своих детей любовью, чуткостью, состраданием и знаниями, чтобы, став взрослыми, они горели так ярко, что их невозможно было погасить.

Но сейчас поддержание огня требует больших усилий. Пламя превратилось в маленькую искру, которую я пытаюсь разжечь с помощью сырых веток и промокшей бумаги.

А в итоге получается только густой дым.

Вызывающий удушье.

У меня.

И у них.

Раньше я каждый день писал и отправлял им письма. Но они ни одного не получили. Я знаю, потому что спрашивал своих детей об этом. Уверен, домработница Миранды перехватывала их и отдавала ей. Я даже послал несколько заказных писем, но они пришли обратно. Я до сих пор пишу послания и складываю их в коробку из-под обуви, которую отдам детям, когда у меня появится возможность увидеть их. Миранда может ограничивать наше общение, но не в силах запретить его совсем.

Глава 34

Барахтанье в выгребной яме подлости

Шеймус

Настоящее

День благодарения.

Наконец-то он настал.

Мой первый визит с тех пор, как Миранда обманом забрала опеку над детьми себе.

В школе всю неделю каникулы, поэтому во вторник утром я загружаю в машину чемодан с одеждой, автомобильный холодильник с едой и водой, коробку из-под обуви с письмами и сердце, полное надежды. А потом еду на север.

Спустя одиннадцать часов я, наконец, сдаюсь и останавливаюсь в зоне отдыха, чтобы поспать несколько часов.

Когда я подъезжаю к воротам дома Миранды, у меня ужасно болят ноги и голова.

Но предвосхищение предстоящей встречи сводит это все на нет. Мои дети, мои дети, ждут меня по ту сторону забора, внутри этого дома.

Я звоню Миранде. Она не берет трубку.

Я звоню на домашний телефон.

— Резиденция Букингэмов, — с сильным акцентом отвечает домработница.