И ещё из воспоминаний Марианны Фёдоровны: «Когда Потапов вернулся из плена, Жуков встретил его словами: “Ты мой Михаил-Архангел!” Не знаю, почему он так сказал. Но, думаю, потому, что Михаил-Архангел первый вступил в борьбу с силами Тьмы. А Георгий-Победоносец их победил!..»

Потапов уже служил, командовал войсками, но долгое время ему отказывали в восстановлении в партии. Тогда он обратился к Жукову с просьбой дать ему рекомендацию. И маршал тут же сел за стол и написал: «…Что касается командирских качеств, то товарищ Потапов был лучшим командармом, а части и соединения, которыми он командовал, всегда были ведущими. В пограничном сражении 5-я армия дралась с исключительным упорством и доблестью. Отходя под воздействием превосходящих сил противника, она неоднократно контратаковала и наносила поражения немцам. Товарищ Потапов армией управлял блестяще. Ещё скажу, что он был большой души человек, которого любили все подчинённые за его доброжелательность и понимание».

Говорят, уже после войны они порой сидели вместе где-нибудь на даче, вспоминали свою кавалерийскую юность, Белоруссию, Халхин-Гол, Украину и пели любимую песню Михаила-Архангела: «Ой вы, кони мои вороные, чёрны вороны, кони мои…»

Изъездились их кони, ускакали в смутную даль времён…

Двадцать шестого июня, когда мехкорпуса начали действовать, Сталин неожиданно отозвал Жукова в Москву. Телефонный разговор произошёл на командном пункте Юго-Западного фронта под Тернополем.

— На Западном фронте сложилась тяжёлая обстановка, — сказал Сталин. — Противник подошёл к Минску. Непонятно, что происходит с Павловым. Маршал Кулик неизвестно где. Маршал Шапошников заболел. Можете вы немедленно вылететь в Москву?

Как впоследствии оказалось, посланный под Белосток в 10-ю армию маршал Кулик вместо того, чтобы находиться в штабе армии, увлёкся войной в окопах, за наводчика орудия стрелял по немецким танкам и с винтовкой водил бойцов в атаку, воодушевляя их своим примером. Немцы прорвались, искромсали 10-ю армию. А маршала Кулика, переодевшегося в крестьянскую одежду, разведгруппа насилу отыскала в белорусских болотах, обросшего, обличьем похожего на цыгана.

Сожалея о том, что начатая атака мехкорпусов будет развиваться без него и он уже не сможет влиять на дальнейшие события в районе Киева, Жуков ответил Сталину:

— Сейчас переговорю с товарищами Кирпоносом и Пуркаевым о дальнейших действиях и выеду на аэродром.

Обстановку, царившую 26 июня в штабе Юго-Западного фронта, очень точно описал Баграмян: «Из 5-й армии возвратился генерал армии Жуков. Узнав, что Кирпонос намеревается подходившие из глубины 36-й и 37-й стрелковые корпуса расположить в обороне на рубеже Дубно, Кременец, Новый Почаюв, Гологурцы, он решительно воспротивился против такого использования войск второго эшелона фронта.

— Коль наносить удар, то всеми силами!

Перед тем как улететь 26 июня в Москву, Г. К. Жуков ещё раз потребовал от Кирпоноса собрать всё, что возможно, для решительного контрудара».

Вечером того же 26 июня уже в Москве в Генштабе Жукову доложили: Кирпонос и Пуркаев изменили направление удара корпусов и стали отводить их для усиления обороны. Начались нервные консультации по телефону. Ставка категорически запретила отвод корпусов, и контрудар был продолжен.

Но и время, и топливо оказались израсходованными на манёвры танковых дивизий в коридоре предполагаемых ударов.

Жуков нервничал. Но большего для Юго-Западного фронта сделать не мог.

Сейчас много рассуждают о тех событиях: что было бы, если бы Жукова не отозвали в Москву и контрударом мехкорпусов командовал он сам. И что могло бы произойти, если бы Кирпонос настоял на отводе танков на линию обороны и окопал бы их на самых опасных направлениях.

Но дело в том, что даже удача танкового контрудара принесла бы лишь частичный, временный успех, после которого в обстоятельствах глубокого прорыва в Белоруссии всё равно пришлось бы отходить.

Пеняют Жукову и на создание громоздких, плохо управляемых на поле боя мехкорпусов, и на их явно завышенное количество, несогласованное с возможностями военной промышленности. Из-за чего танковые дивизии некоторых механизированных корпусов оказались оснащёнными не по полному штату, по второму, так сказать, разряду и имели на вооружении устаревшие типы лёгких танков, к тому же выработавших свой ресурс. И упрёки эти кажутся справедливыми. Но, как отметил военный историк Алексей Исаев, «именно второразрядные “жуковские” танковые дивизии формирования весны 1941 г. сыграли весомую роль в дубнинских боях».

Сталин ошибся — не тот человек оказался в те дни на нужном месте. Вот что пишет о командовании Юго-Западного фронта Рокоссовский: «…никому не было поручено объединить действия трёх корпусов. Они вводились в бой разрозненно и с ходу… По отдельным сообщениям в какой-то степени удавалось судить о том, что происходит на нашем направлении. Как идут дела на участках других армий Юго-Западного фронта, мы не знали. По-видимому, генерал Потапов был не в лучшем положении. Его штаб за всё время, что я командовал 9-м мехкорпусом, ни разу не смог помочь нам в этом отношении…» И конкретно о командующем фронтом генерале Кир-поносе: «Меня крайне удивила его резко бросающаяся в глаза растерянность… Создавалось впечатление, что он или не знает обстановки, или не хочет её знать. В эти минуты я окончательно пришёл к выводу, что не по плечу этому человеку столь объёмные, сложные и ответственные обязанности, и горе войскам, ему вверенным».