Этот доклад был для меня делом непривычным и трудным. Тем более что я, командир дивизии, должен был делать этот доклад в присутствии всех командующих родами войск округа и всех командиров корпусов. Но я подготовился к докладу и растерялся только в первый момент: развесил все карты, остановился около них; надо начинать, а я стою и молчу. Но Уборевич сумел помочь мне в этот момент, своим вопросом вызвал меня на разговор, дальше всё пошло нормально, и впоследствии он оценил этот доклад как хороший.

Повторяю, я чувствовал, как он терпеливо работает надо мной. А вообще он был строг. Если во время работы с его участием видел, что кто-то из командиров корпусов отвлёкся, он мгновенно, не говоря лишнего слова, ставил ему задачу:

— Товарищ такой-то! Противник вышел отсюда, из такого-то района, туда-то, находится в таком-то пункте. Вы находитесь там-то. Что вы предполагаете делать?

Отвлёкшийся командир корпуса начинал бегать глазами по карте, на которой сразу был назван целый ряд пунктов. Если бы он неотрывно следил, он бы быстро нашёл, но раз хоть немножко отвлёкся, то всё сразу становится трудным. Это, конечно, урок ему. После этого он уже в течение всего сбора не сводит глаз с карты.

Уборевич был бесподобным воспитателем, внимательно наблюдавшим за людьми и знавшим их, требовательным, строгим, великолепно умевшим разъяснить тебе твои ошибки».

Характерно то, что точно такие же отношения — учитель-ученик — сложились с Уборевичем и у другого будущего маршала Великой Отечественной войны Ивана Конева. И быть может, Конева, тоже служившего в эти годы в Белорусском военном округе и командовавшего элитной 2-й Белорусской стрелковой дивизией, командующий войсками округа выделял как наиболее способного и перспективного, называя его «Суворов». Жуков такой похвалы от Уборевича не слышал.

Как полководец наш герой рос долго. Ничего ему не доставалось в жизни и службе легко. Чины и звания получал в своё время или с некоторым запозданием. До сорока одного года командовал дивизией. В 39–40 лет И. Д. Черняховский и Н. Ф. Ватутин в звании генерал-полковников командовали фронтами. А Жуков получит корпус, когда ему будет уже за сорок.

Наступил 1936 год. Жуков к тому времени уже носил в петлицах эмалевый ромб комбрига и золотой шеврон на рукаве. Это звание ему было присвоено год назад. Тогда же дивизия приказом наркома была переименована в 4-ю Донскую казачью. В Красной армии создавались казачьи части. После Гражданской войны, в которой казачество поделилось на два враждующих войска, казаков в Красную армию долго не призывали.

Полки и отдельные эскадроны 4-й Донской получили соответствующие наименования:

— 19-й Донской казачий Манычский Краснознамённый полк;

— 20-й Донской казачий Сальский Краснознамённый полк;

— 21-й Донской казачий Доно-Ставропольский полк;

— 23-й Донской казачий Сталинградский полк;

— 4-й Донской казачий механизированный полк;

— 4-й Донской казачий конно-артиллерийский полк;

— 4-й Донской казачий отдельный эскадрон связи;

— 4-й Донской казачий отдельный сапёрный эскадрон.

Казаков переодели в новую форму. Теперь они носили шапку-кубанку из чёрной мерлушки с тёмно-красным верхом и крестообразным золотым галуном. Длинный приталенный бешмет с разрезом. Тёмно-синюю суконную черкеску с газырями. Красные кавказского типа башлыки, обшитые чёрной тесьмой. На тёмно-синих шароварах широкие красные лампасы. И высокие кавалерийские сапоги. Оружие — казачья шашка на кожаной портупее и кавалерийский карабин с укороченным стволом. В армию вновь возвращались пластунские части.

Неизвестно, носил ли казачью форму первый командир 4-й Донской дивизии. Во всяком случае, фотографий Жукова в казачьем бешмете и кубанке нет. Хотя фотографией в ту пору Жуков увлекался. Как и многие старшие командиры Красной армии, имел фотоаппарат. Сам проявлял плёнки, затем печатал и сушил снимки.

Основную массу бойцов дивизии составляли крестьянские дети — молодёжь из деревень и сёл, хуторов и станиц. К тому времени закончилась так называемая «война с крестьянством», начатая в период насильственной коллективизации. На II съезде колхозников-ударников были приняты поправки к примерному уставу сельскохозяйственной артели: теперь семьи колхозников повсеместно наделялись участками земли для ведения личного подсобного хозяйства, строительства жилого дома и хозяйственных построек; для выпаса личного скота отводились пастбища. Развивалась рыночная торговля. В результате значительно подешевели некоторые продукты питания. Резко возросло их производство. Напряжённость, до сих пор царившая в обществе, заметно спала. Это чувствовалось и в войсках. Вдобавок ко всему 26 июня 1935 года вышло решение Политбюро «О снятии судимости с колхозников». Судимость снималась с лиц, осуждённых на срок более пяти лет по Указу от 7 августа 1932 года — «Закону о трёх колосках».

Народ и Красная армия в Советской стране были едины. Всё доброе, что партия и правительство делали для народа, добром отзывалось и в войсках. Всё злое — злом. И первые месяцы войны это вскоре покажут.

А пока страна под руководством партии большевиков и комсомола растила новое поколение, молодое и здоровое, готовое положить свою жизнь за социалистические идеалы.

В апреле 1936 года германские войска заняли демилитаризованную Рейнскую область — условия Версальского договора были демонстративно нарушены. В промышленные районы немцы ввели 35-тысячную группировку. Причём это были уже дивизии не рейхсвера, а вермахта, подчинённого непосредственно Гитлеру. Переименование вооружённых сил Германии произошло в 1935 году. Фюреру нужна была промышленность Рейнской области для производства военной техники и вооружения. Никаких ограничений Гитлер уже не признавал. Версальские цепи были сорваны, и немцы с энтузиазмом переступили через них. Доверие немецкого народа новому лидеру было абсолютным и во многом напоминало доверие советского народа Сталину. На парламентских выборах 99 процентов голосов жители Германии отдали за кандидатов от партии нацистов.