Казалось, Трэгга вполне удовлетворило это объяснение. Он участливо кивнул:

– Я вас хорошо понимаю. Что, у вас есть какая-то особая причина избегать людей, мистер Карр?

– Конечно, есть, – поспешил ответить Карр. – Я – нервный, раздражительный. Врачи рекомендуют мне не растрачивать нервную энергию. Но мне это не удается, когда я встречаюсь с людьми, особенно незнакомыми. Чужие задают чертовски много вопросов. Сочувствуют, конечно, но очень много говорят. Приходят и подолгу задерживаются. Не люблю малознакомых людей.

– Да, и поэтому, полагаю, – добродушно рассмеялся Трэгг, – чем меньше я задаю вопросов и чем короче мое пребывание здесь, тем более благоприятным будет мнение обо мне.

– Чушь, – взорвался Карр. – Я не имел в виду вас, лейтенант. Вы вообще ни при чем. Вы здесь по делу.

– В любом случае мне надо идти, – сказал Трэгг. – Наверное, мне не придется вас больше беспокоить, мистер Карр.

Мейсон проводил Трэгга взглядом до выхода, заметно помрачнел и закурил сигарету. В окутавшем его дыму он оставался удрученным и озабоченным, пока звук захлопнувшейся внизу двери вроде не смягчил возникшее напряжение.

– Зачем надо было говорить ему, Мейсон, – тут же упрекнул его Карр, – о двух выстрелах и о времени?

– Это послужило бы хорошей маскировкой, – ответил Мейсон. – Если бы сработало, конечно.

– А что, разве не сработало?

– Не знаю.

– Почему вы считаете это хорошей маскировкой?

– Да потому, что, когда полицейский прорабатывает версии какого-то дела, он разговаривает со многими свидетелями. Из их показаний складывается достаточно четкое представление о том, что произошло и когда. Естественно, полицейскому приятно и внимание газет, поэтому он хорошо ладит с журналистами, иначе никогда не останется на работе в полиции. Газеты следят за этим; поэтому, когда вы просите человека, подобного лейтенанту Трэггу, не сообщать вашего имени для газет, для него это пустой звук, но если вы даете показания, которые расходятся с фактами в том деле, которым он в данный момент занимается, тогда-то уж он сам будет заботиться, чтобы ваше имя не попало в прессу.

– Почему же?

– Потому что, если газеты утверждают, что вы припоминаете ход событий не так, как свидетельствуют другие, или ваши показания резко расходятся с их, это значит, что лицо, действительно совершившее убийство и разыскиваемое полицией, получает поддержку. А это, в свою очередь, значит, что когда преступника арестовывают, то его адвокат уже знает, куда ему отправиться, чтобы найти свидетеля, который будет противоречить свидетелям обвинения.

Лицо Карра расплылось в улыбке.

– Умно! – удивился он. – Ничего не скажешь. Вот почему мне нужны были только вы, Мейсон. Хорошо соображаете… И быстро!

– Ну, не слишком-то обольщайтесь на этот счет! – предупредил Мейсон. – Потому что в данном случае, как мне кажется, это не сработало.

– Почему же? – нахмурился Карр.

– Трэгг чертовски умен. Этого человека не проведешь.

– Полагаете, он разгадал вашу тактику?

– Я почти в этом уверен, – сказал Мейсон, – но меня беспокоит не это.

– А что?

– А то, – сказал Мейсон, – как он с ходу начал проявлять сочувствие и говорить, что позаботится лично, чтобы репортеры вам не досаждали.

– А разве это не то, что нам надо в данный момент?

– Да, надо, кроме одного, – сказал Мейсон.

– Чего же?

Мейсон взглянул на одеяло, наброшенное на колени Карра.

– Если что-нибудь, связанное с вашей инвалидностью, – сказал он, – даже частично является вымыслом, которым вы пользуетесь для приобретения собственного алиби, и если состояние ваших ног таково, что вы можете ходить, то лейтенант Трэгг в первую очередь заинтересуется именно вами в качестве подозреваемого, отдав «предпочтение» вам перед остальными.

Лицо Карра, все время перекошенное в неприятной ухмылке, пока Мейсон излагал ему свою теорию относительно реакции Трэгга, неожиданно переменилось: на нем заиграла улыбка облегчения.

– Что касается этого, – бодро заявил он, – тут я могу предоставить вам абсолютно достоверное подтверждение, мистер Мейсон: ходить я и в самом деле не в состоянии. Мои ноги не в состоянии испытывать никакой нагрузки. Я даже не могу переместиться из коляски в постель и обратно: меня надо поднимать. Не могу без посторонней помощи добраться до телефона.

– В таком случае, – продолжил Мейсон, – это значительно упрощает дело, и я мог бы предложить лейтенанту Трэггу, чтобы он пригласил для проведения обследования своего собственного доктора.

– А не заподозрит ли он меня в чем-нибудь? Не лучше ли будет с моей стороны притвориться, будто я догадываюсь о том, что он считает меня подозреваемым?

– Конечно, будет лучше, – согласился Мейсон. – В конце концов, вы – человек с обычным интеллектом. Вы в своем доме. И были один, когда прогремел выстрел. Вы окружили себя ореолом тайны. Ваш китаец-слуга ничем не поможет. Блэйна в этой ситуации можно рассматривать лишь как телохранителя. А то, как он описал экономку, сразу наводит на мысль, что он работал в полиции. Лейтенант Трэгг приходит выяснить, что произошло. Ваши свидетельства не согласуются с другими. Он видит, что вы беседуете со мной. По сути, к этому времени он, без сомнения, пришел к заключению, зачем я здесь, потому что не кто иной, как я, изложил ему почти все сведения, касающиеся вас и этого дела. Другими словами, говорил в основном я.